5 
— Я здесь все знаю, каждую вещичку, где что лежит. От меня у Федора нет никаких секретов.
— Точно никаких?
— Абсолютно, — тряхнула кудрявой головой Марина, — никаких!
— Ну и где же лежат патроны?
— В письменном столе, в нижнем ящике.
Она долго возилась, стоя перед столом на коленях, открыла его, криво выдвинула ящик.
— Вот они, родимые, Адам Михайлович, берите, сколько хотите.
В ящике письменного стола оказались две картонные коробки. На одной из них шариковой ручкой было крупно написано: «Картечь». Адам Михайлович взял два патрона, затем поднял ружье, лежащее на ковре. Переломил его, сунул патроны в стволы, защелкнул.
— Тяжелое оно. И как это мужчины не ленятся с такими ружьями по лесу ходить? Мы две недели назад с Федором ворон стреляли… — И как? — спросил Адам Михайлович.
— Две он застрелил. А я, как ни старалась, так ни в одну и не попала.
— Понятно, — Адам Михайлович Самусев тихо взвел курки. Они мягко щелкнули.
Марина поднялась от стола и вновь икнула.
— Не собиралась я сегодня пить, да настроение паршивое. И вы меня все упрашивали, а я девушка такая, что отказать красивому мужчине не могу, вот вы и воспользовались женской слабостью. И напилась, черт бы меня подрал, — она увидела, как стволы медленно поднялись и застыли на уровне ее груди. — Э, э, я не боюсь, — сказала она, — не надо так шутить. Федор говорит, что ружье на людей нацеливать нельзя, оно может выстрелить, — как мать непонятливому ребенку, говорила женщина.
— Конечно, может выстрелить.
— Вы меня так соблазнить хотите?
— Может быть…
— Оружие в руках мужчины меня всегда возбуждает…
Женщина прижала ладони к груди и пьяно улыбнулась. В этот момент громыхнул выстрел. Марину отбросило к стене, и она медленно осела. Ее розовая блузка на груди стала красной, кровь сочилась сквозь пальцы. Она лежала, неестественно подогнув ноги, юбка задралась, обнажив крутое бедро в кружевном черном чулке.
Адам Михайлович посмотрел на бесстыдно оголенную ногу и облизнул сухие губы.
— Стерва она! Была… — сказал он, выходя из кабинета Муратова.
Федор приподнял голову, на его губах пузырилась слюна. Он моргал, тряс головой.
— Это что там… такое? Что упало?
— Ничего, Федор, не упало, ровным счетом ничего, — держа в руках дымящееся ружье, произнес Самусев. — Вот только зачем ты свою Марину застрелил, а?
— Какую Марину? Где она? — Федор Муратов, все так же испуганно моргая, попытался встать.
Но слишком много водки влил в него Адам Михайлович, да и сам он еще до приезда ночного гостя в этом удовольствии себе не отказывал.
— Ты, Самусев, меня убить хочешь?
—- Да, Федор, — сказал Адам Михайлович, медленно поднимая двустволку и нацеливая ее прямо в лицо Федору Муратову.
— Ты это брось, не занимайся херней! Не станешь ты в меня стрелять! Зачем тебе меня убивать? Зачем, а? — Федор попытался подняться, его рот открылся.
Адам Михайлович ловко, словно неделю перед этим тренировался, сунул стволы в рот Муратову. Тот даже не успел взмахнуть руками, чтобы отвести двустволку, как Самусев нажал на курок. Федора откинуло на спинку дивана, из стволов стекал дымок.
— Вот и все, — пробурчал Адам Михайлович и принялся быстро вытирать ружье.
Когда Самусев убедился, что все отпечатки стерты, то взял еще теплые руки Муратова, извозил ими приклад, стволы. Затем стянул вместе с тапком носок с правой ноги Федора, сунул большой палец правой ноги в скобу курков и отпустил ружье. Адам Михайлович еще зашел в кабинет, приложил два пальца к сонной артерии Марины, убедился, что она мертва. Затем, недовольно морщась, словно у него болел живот, вышел в гостиную и принялся за дело. Тут он положил в свой большой портфель стакан, из которого пил, вилку, нож. Стул аккуратно поставил к стене, сдвинул на столе тарелки. И уже ничто не говорило, что в этом доме был гость — кто‑то третий, кроме хозяина и его любовницы.
Тщательно осмотревшись, сделав все, что, на его взгляд, было необходимо, Самусев надел черный плащ, кепку, взял в руку портфель. Локтем нажал на дверную ручку, толкнул дверь плечом, вышел на крыльцо и так же плечом дверь закрыл.
— Ну вот и порядок.
Через двадцать минут, прижимаясь к заборам, прячась в тени облетевших кустов, он добрел до своих «Жигулей», стоящих под деревьями на съезде с дороги. Сел за руль, неторопливо вставил ключ, как следует прогрел мотор и затем медленно, не зажигая фар, развернул машину и выехал на дорогу.
5 
