Последние отзывы

  42  

– Мы с ним несколько раз говорили, и, мне кажется, он начинает проникаться ко мне доверием. Надо подождать, когда он сам попросит о помощи.

– А если не попросит?

– Непременно попросит, можешь мне поверить. Просто надо дать ему еще немного времени.

Колин покачал головой.

– Ну прошу тебя, давай дадим ему хотя бы пару дней. Думаю, этого будет достаточно. – На этот раз она протянула руку и погладила его ладонь.

– Два дня, не больше. – Колин перевернул ее руку ладонью вверх и стал водить большим пальцем по внутренней поверхности запястья.

Алекс радостно улыбнулась, но тут же сникла, сообразив, что все-таки втянула его в это щекотливое дело, а он рискует гораздо больше нее.

– Должна предупредить тебя, что укрывательство беглецов противозаконно. Тот факт, что нам известно, где прячется Шон, и мы не сообщаем куда следует, может быть расценен как укрывательство. Мне бы не хотелось, чтобы у тебя из-за этого возникли неприятности.

Колина тронула ее забота. Ему было приятно сознавать, что она доверилась ему в столь непростом деле. Однако была во всей этой ситуации и забавная сторона. Его принцесса совсем не беспокоилась о себе, не думала, что ее собственное поведение никак нельзя назвать законопослушным, но ужасно боялась вовлечь его во что-то противозаконное. По-видимому, она не сомневалась, что уж он-то всегда строго следует букве закона.

– Что ж, ясно. Понимаю и принимаю этот риск, – сказал он. – Это единственное, что не давало тебе покоя весь вечер?

– Нет, не единственное, – отозвалась она. – Еще я думала о нас с тобой.

– Что ж, давай обсудим и это. – Он сплел их пальцы. – Но мне бы не хотелось тратить время на обсуждение собственной персоны. Предпочитаю поговорить о тебе.

Алекс улыбнулась. Да, это она заметила. Колин упорно отвергал все ее попытки поговорить с ним о его прежних годах и до сих пор не подпускал ее слишком близко в эмоциональном плане. Но она так не могла. Ей нужно гораздо больше, чем просто физическая близость, хотя и ее она предвкушает с трепетным восторгом. Она хотела, чтобы он научился доверять ей, как она доверяет ему, ведь страсть может обойтись без доверия, любовь – никогда.

– Я готова рассказать тебе все, что ты хочешь знать, Колин, но и ты не должен отгораживаться от меня. Я люблю тебя и хочу знать обо всем, что сделало тебя таким, какой ты есть. Поверь, ничто из того, что ты можешь рассказать, не будет шокировать и не разочарует меня. Ты не представляешь, каких историй я наслушалась за время своей работы в Обществе!

Голос ее был нежным и бархатистым, как лепестки розы. Он манил и притягивал.

– Прошу тебя, милый, доверься мне. Помоги преодолеть ту неприступную стену, которой ты себя окружил.

Колин похолодел. Алекс упорно пытается проникнуть к нему в душу, заставляя открыто посмотреть в лицо своему прошлому и заново переоценить прожитые годы. Но даже теперь, когда воспоминания детства казались, как никогда прежде, далекими, он не мог рассказать ей всего. Ведь в таком случае пришлось бы назвать и свое настоящее имя.

– Не думаю, что мое прошлое так уж интересно, чтобы о нем говорить. – Ему было неприятно продолжать обманывать ее, но он еще не был готов раскрыться перед ней до конца. Открыть все свои тайны. Не здесь и не сейчас. Но в то же время он понимал, что больше не может повторять ту официальную версию своей биографии, которая вполне устраивала всех, кроме проницательной Алекс.

– Должно быть, это все действительно очень важно, если тебе так трудно об этом говорить, – мягко произнесла Алекс. – Но, может, есть какие-нибудь незначительные мелочи, о которых ты мог бы рассказать? Например, каким ты был в детстве?

Незначительные мелочи? Если б она знала... Он резко убрал руку, словно обжегшись, и после довольно продолжительного молчания все-таки заговорил:

– С раннего детства мне навязывали представления и идеалы, которых я не разделял. Мне предоставляли простор и свободу выбора, а мне хотелось строгости и дисциплины. – Колин замолчал, словно ему трудно было говорить.

Наблюдая за его напрягшимся лицом с отсутствующим взглядом, Алекс поняла, что он смотрит сейчас не на нее, а глубоко в себя. Она и не заметила, что задержала дыхание, пока он вновь не заговорил:

– Школу я ненавидел, но учиться любил. Учеба давалась мне легко, и я достигал хороших результатов по многим предметам. У меня не складывались отношения со сверстниками из-за того, что я был не такой, как все. Я был ниже ростом, и... мне не разрешалось заниматься спортом. Учителя тоже недолюбливали меня и часто наказывали даже за то, чего я не совершал. Драться мне тоже нельзя было, но я вынужден был участвовать в драках, чтобы не прослыть трусом и отстоять свое достоинство. Друзей-сверстников у меня не было. Я был один.

  42