6

Памела все еще могла отказаться от поездки с ним, все еще могла передумать.

Она беспокойно ходила по холлу, нервно поглядывала на часы, считала минуты, кусала губы.

Время, когда он должен заехать за ней, катастрофически быстро приближалось, но сомнения продолжали терзать ее. Еще не поздно вызвать такси и поехать на вокзал. Она успеет как раз к отходу поезда…

В этот момент у дома послышался автомобильный сигнал.

Черт, теперь поздно что-либо менять. Даниэл уже здесь. Памела обреченно вздохнула и направилась к двери.

На крыльце дома она приостановилась. Слепящее солнце брызнуло ей в глаза и заставило на миг зажмуриться. Она сбежала по ступенькам к машине.

— Привет! — Даниэл распахнул перед ней дверцу. — Сегодня чудесный день!

— Жарко, — ответила она, садясь рядом с ним на переднее сиденье и чувствуя, как внезапно вспыхнули ее щеки. Хорошо, что можно сослаться на жару!

Вчерашний элегантный Даниэл бесследно испарился, а на его месте возник другой Даниэл — вызывающе, умопомрачительно сексуальный. Тонкая белая футболка соблазнительно обтягивала мускулистый торс атлета. Летние легкие джинсы подчеркивали знаменитые «рельефные» бедра. У Памелы бешено заколотилось сердце.

Под лучами солнца, струящимися в окно машины, его черные волосы лоснились, словно отполированные, и Памеле неудержимо захотелось погладить их, провести по ним рукой и почувствовать под пальцами их нежный шелк. Его сильные, покрытые ровным загаром руки контрастировали с белизной футболки. Затаив дыхание, Памела проследила за игрой мышц под тонкой тканью его футболки, когда он положил руки на руль.

— По предсказаниям синоптиков, в полдень будет еще жарче, — спокойно проговорил он. — Думаю, тебе не помешает снять жакет.

Памела уже успела мысленно проклясть жару и правила делового этикета, вынуждающие ее носить строгую, неудобную одежду. По сравнению с легкой одеждой Даниэла ее коралловый костюм с красной блузкой под ним выглядел тяжеловесно, напыщенно и формально. Более того, в такую жару он был подобен орудию пытки.

Извиваясь в кресле машины как змея, Памела принялась стаскивать с себя жакет. Она делала это так неуклюже, что Даниэл, наблюдая за ней, улыбнулся. Когда он заметил, что обе ее руки застряли в рукавах позади нее и она не может пошевельнуться, его улыбка превратилась в едкую усмешку.

— Ну что ты сидишь и усмехаешься как дурак? — От жары и неловкости она начинала раздражаться. — Мог бы, в конце концов, помочь мне!

— Могла бы попросить. — В его тоне слышался скрытый смех.

Он наклонился к ней и, осторожно потянув за рукава, снял с нее жакет, отряхнул и аккуратно повесил на спинку ее кресла.

— Спасибо, — холодно поблагодарила она и поправила растрепавшиеся волосы. — Как я ненавижу носить такие вещи. Мне придется весь день таскать этот дурацкий жакет за собой.

— Не волнуйся, к вечеру ты будешь рада снова надеть его. — Даниэл отклонился на спинку кресла и повернул ключ зажигания. — Если прогноз погоды окажется верным, то к вечеру разразится довольно сильная гроза.

От его последних слов Памела побледнела. Это не ускользнуло от его внимания.

— Что случилось? Ты что, боишься грома?

Нет, она боится не грома. Ей страшны те воспоминания, которые нахлынут на нее вместе с раскатами в небесах. Даже теперь, когда жарко печет солнце и воздух настолько неподвижен, что и листок не шелохнется, от этих воспоминаний ей стало дурно. И оттого, что она сидит теперь рядом с ним, чувствует его тепло, его особенный, неповторимый, слегка терпковатый запах, ей делается еще хуже.

— Я не люблю грозу, — сдержанно сказала она. — В детстве я обожала эти буйные страсти природы, но, когда становишься старше, начинаешь понимать, сколько бедствий они приносят.

— Когда становишься старше! — насмешливо передразнил он и завел машину. — Слушайте, что говорит вам бабушка! Лично я обожаю грозу. Пусть сверкает и гремит, сколько угодно. Я наслаждаюсь этим.

Не сомневаюсь, мрачно подумала Памела. В этом мужчине всегда было что-то дикое, необузданное. Он умел пребывать в гармонии со стихийными силами природы. Казалось, что стихия была ему по природе гораздо ближе, чем ограничения цивилизованной жизни. Это стихия управляла его железной силой воли, его жестокой решимостью и той жаждой, которая, по его же словам, вела его вперед, не давая остановиться на достигнутом. Еще в юности он заявил, что ему тесно в Гринфорде, что его ждут большие дела и блестящее будущее.

  30