Особенно,... 
49 
— Минутку, — привычно улыбнулась Шира Хейли и Максу, после чего направилась к сидящим в центре женщинам и что-то сказала.
От группы сразу же отделились две миловидные девушки в туниках. Двинувшись прямиком к Хейли и Максу — с такими сияющими улыбками, будто увидели дорогих гостей, — они надели каждому на шею по гирлянде живых цветов.
— Добро пожаловать в ашрам! Желаем вам естественности и да пребудет с вами гармония!
— Гармония с Вселенной! — подхватила подоспевшая Шира.
Девушки сразу же затянули нараспев:
- Ты войди в меня, Вселенная,
- Я войду в тебя, Вселенная,
- Вместе мы одна Вселенная,
- Раз и навсегда, Вселенная…
По-видимому, это был хорошо знакомый присутствующим ритуал, потому что все тут же принялись хором повторять мантру. Тамтамы умолкли, но взамен зазвучал ситар.
Переглянувшись, Макс и Хейли стали подтягивать всеобщему речитативу, что было воспринято очень благосклонно. Девушки в туниках даже пустились вокруг них в пляс, позвякивая надетыми на запястья и щиколотки серебряными браслетами.
Все вокруг улыбались, излучали дружелюбие, многие просто сияли. Хейли показалось, что они с Максом угодили на какой-то нескончаемый праздник — в самый разгар.
Надо попытаться сфотографировать все это, спохватилась Хейли.
Незаметно кивнув Максу, она стала выбираться из образовавшейся вокруг них толпы. Остановилась у стены, возле ширмы с изображением слона. Через минуту к ней присоединился Макс.
Хейли посмотрела на него, и сердце ее сладко сжалось. Как он красив сегодня! Глаза зорко поблескивают, короткая стрижка придает мужественности, а благоухающая гирлянда из живых цветов служит этому странным, но чрезвычайно волнующим контрастом.
Чувствуя, что у нее пересохло во рту, и не желая показывать своего состояния, Хейли вынула из сумочки зеркальце и тюбик губной помады.
Самое интересное, что губная помада в этом устройстве действительно была, только в небольшом количестве. Поэтому ее следовало использовать экономно.
Быстрый взгляд по сторонам подтвердил, что на них с Максом в настоящий момент мало кто обращает внимание, все заняты танцами и распевным чтением мантр. Пользуясь этим обстоятельством, Хейли сделала несколько снимков. Пряча губную помаду в сумочку, едва заметно подмигнула Максу.
— Поздравь меня с почином.
Тот кивнул.
Казалось, атмосфера под навесом большого шатра постепенно подогревается. Улыбки становились все ярче, голоса громче, танцы, поначалу плавные, постепенно приобретали ритмичность.
Но еще не появилось главное лицо всей затеи — Мелинда Мейвелл. Она медлила. Возможно, выдерживала паузу, как хороший актер. Или, если угодно, сценарист.
— Задерживается, — едва слышно произнес Макс, поймав очередной вопросительный взгляд Хейли. И усмехнулся.
Наконец величайшая гуру всех времен и народов — как иронично именовала ее про себя Хейли — показала себя подданным. Точнее, адептам ее диковинного учения.
О появлении Мелинды возвестил прокатившийся среди присутствующих шумок. Хейли сначала не поняла, в чем дело, но потом заметила, куда все, включая Макса, смотрят, и последовала их примеру.
Первой, кого она увидела в другом конце большого шатра, оказалась… Лавенна Лави. Вероятно, она была правой рукой Мелинды Мейвелл.
Ассистентка дантиста, подумала Хейли и усмехнулась.
Действительно, если Мелинда прежде подвизалась в роли зубного врача, то резонно допустить, что и Лавенна Лави — или как там ее зовут по-настоящему — была кем-то вроде помощницы…
Лавенна Лави отступила в сторонку, придерживая тяжелый парчовый полог, и собравшимся наконец явилась гуру.
Мелинда Мейвелл ступала царственно, с неопределенной улыбкой на полных, чувственных губах и с благостным выражением в голубых бездонных глазах.
Хейли сразу узнала Мелинду, потому что та была очень похожа на собственное, напечатанное на плакатах изображение — на тех самых плакатах, которыми были увешаны стены представительства ашрама «Цветок любви» в Сан-Франциско.
Сходство усиливало также то обстоятельство, что, как и на плакатном изображении, Мелинду с головы до ног окутывал шифон цвета морской волны — по-видимому, это был ее любимый оттенок.
Когда Мелинда подошла к креслу с резной спинкой и подлокотниками — наверняка сандалового дерева, — Лавенна Лави подняла ладонь, призывая ликующую толпу к спокойствию. В почти мгновенно воцарившейся тишине Мелинда произнесла:
49 
