Последние отзывы

  3  

Маркус дожидается, когда я угомонюсь, и говорит, глядя на меня исподлобья уже не виноватым, а раздраженно-злым взглядом. Вытираю с глаз слезы и смотрю на него с той же глупой улыбкой.

— Нет, меня не отправляют в командировку. Я ухожу.

У меня из груди снова вырывается смешок, но совсем иной — глухой и прерывистый. Моргаю, наотрез отказываясь понимать, к чему ведет Маркус.

— Уходишь? Куда? И… надолго ли?

— Насовсем, Сиара Энн.

Проклятье! Надо было вообще не говорить ему, какое у меня второе имя. Своими «Сиарами Энн» он меня доконает. Впрочем, речь сейчас о другом. «Насовсем»! — повторно звучит в моих ушах, и от чудовищности этого слова темнеет солнечный свет за окном. Опять смеюсь, хоть из-под ног уже уходит земля.

— Подожди… — Похлопываю Маркуса по груди. Это какое-то недоразумение, пульсирует в затылке заторможенная от испуга мысль. Такого не может быть… — Ты, наверное, обиделся на то, что… — Умолкаю, напряженно раздумывая, чем я могла до такой степени оскорбить Маркуса. — Может, я иногда чересчур подолгу нежусь в ванне? Так это только потому, что вода меня успокаивает, как ничто другое. К тому же… — В отчаянии всплескиваю руками, издаю очередной смешок, больше похожий на стон, вцепляюсь в руку Маркуса так, что ему в кожу впиваются мои ногти, и снова тяну его в сторону гостиной.

Он вынужден опустить чемоданы, но не двигается с места и нетерпеливо дергает головой.

— Сиара, я не желаю превращать этот разговор в слезливую тягомотину! Потому что решение мое окончательное и бесповоротное, а долгие объяснения лишь усугубят боль. Прежде всего твою.

Очертания Маркуса и прихожей внезапно делаются расплывчатыми, все вокруг будто обволакивает дымка тумана. Он уходит от меня, и решение его окончательное! Это больше похоже на бред…

Думаете, это я упросила Маркуса быть со мной, я бегала за ним, я его соблазняла? Ошибаетесь. Он первый в меня влюбился и только его усилиями завязался наш роман, а в моем сердце возникло ответное чувство.

Мы познакомились, как и большинство пар, случайно и не ожидая никаких чудес. Более того, при весьма печальных обстоятельствах. У нас на глазах мчавшийся на всех парусах «мерседес» чуть не задавил женщину, и нам как свидетелям пришлось задержаться на месте происшествия и давать показания копам. Когда нас отпустили, я, совершенно ничего не подразумевая, повернулась к Маркусу, глубоко вздохнула и сказала:

— После такого потрясения не обойтись без бокальчика вина.

Он тотчас пригласил меня в ближайший ресторан, где мы проболтали часа два. Ужинать с мужчинами мне было не привыкать, однако я упорно избегала сближения с кем бы то ни было, свято веря, что должна дождаться одного-единственного и отдаться ему целиком — душой и телом. К Маркусу я тоже долго присматривалась, а он в тот первый и последующие вечера лез из кожи вон, чтобы очаровать меня.

Понятия не имею, как так вышло, но по прошествии некоторого времени при виде этого парня у меня стало сладко замирать сердце, а когда не получалось встретиться ни разу за несколько дней, начала охватывать мучительная тревога. Через три месяца я вдруг осознала, что это и есть тот, кого я жду, и доверилась ему, отчего почувствовала себя на седьмом небе. Все эти годы моя любовь, как младенец, росла, каждый день училась чему-то новому, познавала себя и исследовала наши отношения, а теперь вдруг осталась не у дел. Нет! Это ошибка, неправда, дурной сон!

— Ты что, плачешь? — вклинивается в мои сбивчивые мысли голос Маркуса.

Ловлю себя на том, что правда распустила нюни, шмыгаю носом и потупляю голову.

— Хорошо-хорошо! — нервно и трусовато восклицает Маркус. — Давай пять минут посидим в гостиной. В конце концов, ты заслуживаешь объяснений.

Он торопливо проходит в комнату, садится на диван и, держа спину неестественно прямо, будто в нее вставили стальную пластину, складывает руки на груди. Я какое-то время стою на месте и смотрю на него через раскрытую дверь. Заслуживаешь объяснений, многократным эхом звучит в голове. Как унизительно и гадко!

— Сиара Энн, — говорит Маркус надтреснутым голосом. — Прошу, давай не будем терять время! Меня… — он смущенно кашляет, — ждут.

Мгновение назад я думала, что хуже не бывает, а теперь, когда с секундным опозданием мне становится ясен смысл его последних слов, делается так тяжко, что хоть в гроб ложись. Было бы умнее и достойнее сказать, что разговоры ни к чему, сию минуту выпроводить Маркуса вон и остаться со своей невыносимой болью один на один, но я слишком плохо соображаю и совсем не думаю о гордости и чести, поэтому покорно прохожу в комнату и опускаюсь на край дивана. Между мной и Маркусом достаточно места еще для двоих людей моей комплекции.

  3