14 
И все же Черномырдин, привыкший ценить реальную мощь своего газового концерна, явно недооценивал эфемерную мощь телевидения. Он совершил множество ошибок в качестве публичного политика. Вернее, что бы Черномырдин ни делал, тележурналисты искусно представляли это как ошибку.
Шла первая чеченская война. В июне 1995 террористы захватили больницу в городе Буденновске. Черномырдин вел переговоры об освобождении заложников. Вся страна слышала, как премьер кричал в телефон предводителю террористов: «Шамиль Басаев, говорите громче». Когда заложники были освобождены, только ленивый не пенял Виктору Черномырдину за глупость и неуклюжесть этой фразы.
На самом деле Черномырдин оказался единственным в новейшей истории России переговорщиком, которому удалось спасти заложников. Но над ним смеялись. Хотя в его фразе не было ничего смешного. На Кавказе принято обращаться просто по имени и на «ты». Но не мог же премьер обращаться к террористу на «ты» и по имени, как к старому приятелю. В Москве принято обращаться по фамилии и подставляя перед фамилией слово «господин». Но не мог же Черномырдин говорить «господин Басаев», потому что какой же он, к чертовой матери, господин, если захватил в заложники детей и женщин. А слова «говорите громче» значили всего лишь, что премьеру было плохо слышно по телефону. Но над ним смеялись. И этот эпизод был лишь одним из тысячи эпизодов, снижавших рейтинг черномырдинской партии, несмотря на всю мощь Газпрома в партийной кассе.
В сентябре 1995-го на вопрос о партии Черномырдина президент Ельцин махнул небрежно рукой и сказал, что партия эта несерьезная, на выборах наберет максимум 8—10 процентов. Таким образом Ельцин как бы лишил «Наш дом – Россия» президентской поддержки.
В декабре 1995 года партия «Наш дом – Россия» получила на выборах 10 процентов. Это было катастрофическое поражение. Получить большую фракцию в парламенте у Черномырдина не получилось. Он отказался от депутатского мандата и продолжал работать премьер-министром.
Глава 3
Трастовый договор
Вопрос президента
Черномырдин не помнит точно, когда произошел этот разговор, но разговор произошел на охоте. Дело было в ста километрах от Москвы, в заповеднике Завидово, который, кажется, ничуть не изменился с тех пор, как из охотничьих угодий генеральных секретарей превратился в охотничьи угодья президента новой России. Пост дорожной милиции посреди поля, шлагбаум, дальше поста могут проезжать только машины со специальными пропусками. В кишащем дичью лесу – асфальтированные и очищенные от снега дорожки. По полянкам между реками Лама и Шоша разбросаны заимки, удобно оборудованные для того, чтобы высокопоставленные охотники могли поджидать загоняемого егерями зверя.
Был конец зимы 1996 года. Года президентских выборов. Из-за либерализации цен, из-за огромной инфляции, из-за чеченской войны, из-за неуклюже начавшейся приватизации – за Ельцина, согласно опросу социологической службы ВЦИОМ, готовы были проголосовать всего 5,4 % избирателей, тогда как за лидера коммунистов Геннадия Зюганова – 11,3 %. И вот на охоте президент Ельцин спросил премьер-министра Черномырдина:
– Виктор Степанович, вы готовы идти в президенты?
Сейчас, вспоминая эту историю, Черномырдин говорит, что о возможном президентстве ему намекали все почти тогдашние губернаторы и директора крупных предприятий. Обещали поддержку. Но занять президентский пост Черномырдин готов не был: хорошо ориентировался во внутренних российских делах, но слишком неопытен был в международной политике. Еще Черномырдин говорит, что отчетливо видел, как хотелось Ельцину снова стать президентом, несмотря на катастрофически низкий рейтинг.
Черномырдин не рассказывает, что вопрос «хотите ли вы стать президентом?» Ельцин в то время задавал многим. И это был проверочный вопрос. Спикер Совета Федерации Владимир Шумейко ответил, что готов стать президентом, пообещал продолжить и довести до конца начатые Ельциным демократические реформы и через неделю лишился своего поста. К нижегородскому губернатору Борису Немцову Ельцин послал Егора Гайдара спросить, готов ли Немцов баллотироваться в президенты. Немцов ответил: «Нет, я считаю, что президентом должен остаться Ельцин» – и получил повышение.
Черномырдин тоже ответил «нет». Может быть, действительно опасался международной политики. Может быть, нажитое в советское время чувство номенклатурной справедливости подсказывало Черномырдину, что рано еще ему метить на главный пост страны, не по рангу. Может быть, Черномырдин просто Ельцина пожалел. Может быть, понимал, что президентский вопрос – ловушка.
14 
