71 
Триша вскочила со стула во внезапном порыве нетерпения.
– Может быть! Но мне кажется: если мужчина счастлив дома, он не отправляется на поиски другой женщины, которую он мог бы полюбить. Я просто хочу понять, что было неладно. Что в твоем поведении заставило его уйти?
– Я не знаю, – резко ответила Лес. – Почему ты не спросишь об этом своего отца? Тогда ты сможешь рассказать мне, чтобы я не продолжала ломать над этим голову.
– Подозреваю, что вся беда в твоей идее спать в раздельных спальнях, – сказала Триша.
Лес ударила ее по щеке.
– Ты зашла слишком далеко, юная леди. Твои замечания становятся слишком бесцеремонными.
И тут она увидела след от пощечины на лице дочери и сама ужаснулась тому, что только что сделала. Гнев ее прошел так же быстро, как вспыхнул. Триша – совсем еще молода. Нужно прощать девочке юношескую безапелляционность. А вот ей самой, взрослой женщине, следовало бы лучше сдерживаться, а не бросаться на детей с кулаками.
Когда Триша повернулась, взяла свою сумку и пошла к двери, Лес какое-то мгновение не могла ни двинуться, ни произнести хоть слово.
– Триша… – Она смотрела, как дочь задержалась, не оборачиваясь, возле двери. – Однажды ты спросила меня, теряла ли я что-либо в своей жизни. Думаю, что теперь могу ответить на твой вопрос. Я потеряла иллюзии. Никто не живет «счастливо до самой смерти»… даже Кинкейды. Пожалуйста… Я не хочу терять тебя.
Триша медленно повернулась и посмотрела на мать.
– Ты не потеряешь меня, Лес. Но я должна увидеться с ним. Он мой отец, и я люблю его так же, как и тебя.
– Конечно.
Лес понимала Тришу, но это не могло заглушить грызущего ее страха. Триша всегда была «папиной дочкой». Это нечестно. Несправедливо. У Эндрю есть Клодия, а она, Лес, осталась одна. Ей нужны дети. Теперь только они – ее семья. А он заводит новую.
Триша в нерешительности замялась у двери.
– Роб, ты едешь со мной?
– Нет.
После того как Триша ушла, Роб подошел к Лес и остановился рядом, застенчиво и неловко засунув руки в карманы слаксов.
– Я не могу встречаться с ним сейчас. Единственное, чего мне хочется, это избить его.
Он побрел прочь, опустив голову и еле слышно шепча про себя:
– Мерзавец. Грязный, развратный негодяй…
Роб ушел, а Лес долго стояла в одиночестве посреди комнаты, затем тряхнула головой и подошла к бару, где оставила свой стакан.
Этим же вечером Лес готовила на кухне пиццу, чего не делала уже много лет. Всю прислугу в доме она отпустила на выходные, чтобы побыть с Робом и Тришей наедине. Раскладывая анчоусы поверх натертого сыра, она спрашивала себя: была ли это такая уж удачная мысль – затеять пиццу? Напоминание о более счастливом времени, когда они жили все вместе, вчетвером. Она положила готовую пиццу на полку в холодильник – как только Триша вернется, можно будет сразу же поставить пирог в печь.
Лес вышла из кухни, чтобы присоединиться к Робу, сидевшему в патио, и тут услышала голос Триши. Она не собиралась подслушивать, но вместе с тем и понимала: ни один из них не будет говорить свободно об отце в ее присутствии. Они побоятся, что их могут обвинить в сплетничестве, а еще меньше им захочется намеренно причинить матери боль.
– Он хочет поговорить с тобой, Роб. Можешь ты, по крайней мере, хотя бы позвонить ему? – убеждала Триша.
– Не буду я, черт возьми, звонить ему. И я не понимаю, как ты можешь иметь с ним хоть что-нибудь общее после того, как он вот так ушел от Лес!
– У него были на то причины.
– Знаю я эту причину. Пригожая маленькая засранка, которая в два раза моложе его.
– Роб, но ты даже в глаза ее не видел. Ты не думаешь, что стоит подождать осуждать его хотя бы до тех пор, пока ты не посмотришь на них обоих? – возразила Триша, затем голос ее сделался задумчивым. – Я никогда не представляла, что он может выглядеть настолько счастливым. Он постоянно улыбается и смеется – а ведь дома с ним это бывало очень редко. Всякий раз, когда он смотрит на нее, лицо у него просто сияет. Он любит ее, Роб. Думаю, она понравилась бы даже тебе, если бы ты решился с ней увидеться.
Лес больно резануло то, как Триша описывает новоявленную семью своего отца. Эндрю и Клодия наслаждаются безоблачной идиллией, а она испытывает адские муки. Ненависть и зависть мешались в ее душе с горечью. Это несправедливо. В каждом расторжении брака бывают победители и проигравшие, и в этом разводе она проиграла – ее молодость ушла, а уверенность в себе разрушена. И Лес опять вспомнила то, что говорила Мэри в тот вечер, когда они разбирали старые игрушки в родительском доме: она никогда не думала, что ее жизнь обернется таким образом.
71 
