132 
Оставалось немного: вытереть пыль, подмести и вычистить ванную. Выключив фары, она пошла обратно к дому. Она уже хотела было закрыть дверь, но передумала – пусть проветрится немного.
Пальцы ее потянулись к пуговице плаща, но тут внимание ее привлек какой-то звук, похожий на звон посуды. Нахмурившись, она сняла плащ и, бросив его на спинку кресла, бросилась на кухню.
И замерла в дверях, увидев отца. Развалившись на стуле, он набивал себе рот кукурузными хлопьями прямо из коробки. Поредевшие волосы его были мокрыми и темно-серым шлемом облепили череп, но одежда выглядела сухой.
Гнев, все эти дни не оставлявший Келли, тут же вспыхнул в ней с новой силой.
– Что ты здесь делаешь?
– Ем. – Он сунул в рот еще одну пригоршню засахаренных хлопьев и зачавкал ими. – Холодные сосиски, сыр, сухари и пара-другая шоколадок – вот и все, чем я пробавлялся последние два дня. Ты здесь прибралась немножко. Это приятно. – Он опять запустил руку в коробку с хлопьями. – Почему бы тебе не сварить кофе? Я продрог до костей на этаком-то дожде. Я хотел убедиться, что ты тут одна. И учти, что я люблю побольше сахара.
С каким удовольствием Келли выбила бы у него из рук коробку с хлопьями! Но вместо этого она подошла к раковине и, помыв руки, налила воды в старенький кофейник.
– Интересно, зачем ты вернулся сюда!
– Раздобыть еды, сухой одежды, одеял и еще чего-нибудь, что мне пригодится.
Отмерив в кофейник две порции молотого кофе и закрыв крышку, она вставила шнур в розетку, потом, отвернувшись от отца и вцепившись в край рабочего столика, на секунду расслабилась.
– Зачем тебе понадобилось удирать из тюрьмы?
– А что, ты думала, я стану делать? Оставаться там, чтобы меня засудили за то, что не имеет ко мне отношения? Не дождетесь! – Опять послышалось шуршанье коробки с хлопьями. – Мне надо было выбраться оттуда и придумать, как бы раздобыть денег, чтобы откупиться от Ратледжей и сохранить свой участок земли. Виноград надо было уже собрать. А теперь вот дождь этот. Весь урожай может полететь к черту, и я ни пенни не выручу. А мне понадобятся деньги. – Он опять зачавкал хлопьями. – Ты должна помочь мне, Лиззи-дочка! Мне нужны деньги, чтобы заткнуть пасть этой суке и не дать ей заграбастать мою землю!
– Сдайся властям, тогда я помогу. – Келли не сводила глаз с выщербленной дверцы буфета. – Ты говорил, тебе нужно тридцать пять тысяч долларов. У меня они есть. Найдется и больше. Сдайся полиции, и я уплачу. Земля останется твоей, в целости и сохранности.
– Это Ратледжи тебя надоумили, да?
Келли резко обернулась, чтобы встретить его взгляд, руки ее по-прежнему цеплялись за край стола.
– Нет. Это моя идея. Целиком и полностью моя. Коробка с хлопьями была теперь на столе. В руках у него, кроме крошек, когда он обратил к ней настороженный взгляд, ничего не было. – Я поеду с тобой, когда ты решишься сдаться. Я сама отвезу тебя.
– Нет. Не стану я сдаваться. Я не хочу обратно в тюрьму.
– Все равно они поймают тебя. Раньше или позже, – возразила она.
– Не поймают. Если только ты мне поможешь.
– Поможешь? Чем же это? – Кофейник перед ней забулькал.
– Будешь потихоньку навещать меня. Приносить еду, вещи.
Она не верила своим ушам.
– Ты хочешь превратить меня в сообщницу? Чтобы я помогала сбежавшему из тюрьмы арестанту?
– Я ни в чем не виноват, черт возьми! – окрысился он. – Уж будь уверена, что мама, если б была жива, сделала бы, как я прошу. Она бы мне помогла. И тебе бы посоветовала помочь.
– Не смей говорить о маме! – Вне себя от боли и гнева, Келли ухватилась за ближайший стул. – Меня с души воротит, когда ты заводишь о ней речь! О том, как ты любил ее! Как ты скучаешь! Это ты ее погубил! Так же верно, как если б ты собственными руками задушил ее! – Закипавшие слезы застилали ей глаза. – Я говорила тебе, что она больна! Говорила, что ей нужен доктор! А ты отвечал, что у тебя нет денег, чтобы платить доктору. «Это просто сезонная лихорадка» – так ты говорил. Вот выбрасывать деньги на виски – это ты мог, не правда ли? А потом ты уехал, оставив ее на моем попечении. А я не знала, что надо делать.
Келли с трудом удерживала рыдания. Не хватало воздуха. Кофейник бурлил все сильнее, под стать ее сердцу, с каждой минутой колотившемуся все больше и все мучительнее. Единственным ее желанием было повернуться и уйти, но позволить себе это она не могла. Она заварила эту кашу, ей и расхлебывать.
132 
