– Я лучше просто поброжу где-нибудь неподалеку, – улыбнулась Ланна, стараясь, чтобы ее слова не выглядели прямым отказом и не обидели его. – Здесь слишком красиво, чтобы сидеть в четырех стенах.
Она обвела взглядом окрестности, чтобы показать, какое удовольствие доставляет ей ясный солнечный денек, и тут заметила одинокую фигуру на дороге, ведущей к ранчо.
– Кто это?
Чэд проследил за ее взглядом.
– Похоже на какого-то индейца, – сказал он с оттенком пренебрежения. – Вероятно, пришел за милостыней. Этому дураку следовало бы знать, что сюда не стоит являться. Ролинз живо отправит его подобру-поздорову.
Когда фигура стала более отчетливой, Ланна распознала в ней что-то знакомое.
– Думаю, что знаю его, – пробормотала она.
– Вы его знаете? – с удивлением повторил Чэд. – Откуда вы можете знать какого-то там индейца?
Ланна пристально смотрела на изорванное и грязное розовое одеяло, наброшенное на сутулые плечи. Быть того не может, чтобы все это принадлежало иному человеку. Все было таким же, как когда она его увидела впервые. Даже замаранное красное перо, воткнутое в прямые черные волосы с проседью. Единственная разница – в его походке. Тогда, возле Heard Museum этот индеец был пьян в стельку и еле держался на ногах. Сейчас он был, по-видимому, совершенно трезв и просто устало брел к ранчо.
– В действительности я незнакома с ним, – призналась Ланна. – Но я встречала его однажды, когда была с вашим отцом.
– Где вы его встречали? – Ланну удивила резкость тона, с каким Чэд потребовал ответа.
– Около музея. Разве это имеет какое-то значение? – Она нахмурилась, глядя на его лицо, помрачневшее, как грозовая туча, хотя он и пытался замаскировать свою непонятно чем вызванную досаду.
Тем временем к ним подошли Кэтрин и Том Ролинз. Их внимание тоже было сосредоточено на индейце.
– Нет. Конечно, нет, – проговорил Чэд, с запозданием отвечая на вопрос Ланны.
Ланна повернулась к дороге. Индеец увидел стоящих посреди двора людей и, подходя, гордо расправил плечи, прилагая все усилия, чтобы придать себе вид, исполненный достоинства. Он был грязен. Бронзовая кожа приобрела землистый оттенок. И он действительно был трезв. Индеец медленно тащился усталой походкой, не останавливаясь до тех пор, пока не добрел наконец до них и не принялся рассматривать их лица черными, блестящими глазами, словно кого-то разыскивая.
– Здравствуй, Бобби Черный Пес, – приветствовала его Ланна и улыбнулась.
Индеец озадаченно уставился на девушку.
– Мы с тобой знакомы? – Теперь его речь ничем не напоминала грубый, состоящий почти из одних идиом английский язык необразованных индейцев.
– Не думаю, чтобы ты меня помнил, – сказала она. – Но мы с тобой встречались примерно с месяц назад. У тебя было ожерелье из кедровых бус, и ты хотел, чтобы Джон – Джон Фолкнер – купил его для меня.
– Возможно, – согласился он и затем с трудом выпрямился во весь рост. – Я пришел повидать мистера Фолкнера.
– Он мертв, – объявил Чэд с грубой прямотой.
В черных глазах индейца увяло выражение надежды, они стали пустыми, и Ланна увидела, как гордо выпрямленная спина осела под тяжестью этого известия. Старик словно сделался на несколько дюймов ниже ростом. Теперь он выглядел потерянным и сбитым с толку.
– Мне очень жаль, Бобби Черный Пес, – выразила ему свое сочувствие Ланна.
– Там его ждала Белый Шалфей – такая, какой он ее помнил, – чтобы дать ему руку и сопроводить Смеющиеся Глаза в долгое путешествие в загробный мир. Я это знаю, – безрадостно проговорил старик.
При этих словах стоявшая сзади Кэтрин словно чем-то поперхнулась. Услышав за своей спиной странный задыхающийся звук, Ланна обернулась, но Кэтрин уже уходила прочь, напряженно выпрямившись.
– Он говорил, что я должен вернуться домой, – вновь заговорил Бобби Черный Пес. – Я проделал долгий путь, чтобы увидеть своего старого друга.
– Разве ты шел от Феникса пешком? – Ланна подивилась, что у старого пьяницы нашлось достаточно сил, чтобы проделать столь длинное путешествие.
Гордое выражение на лице Бобби сменилось плутовской гримасой, и он мгновенно сделался похожим на паяца.
– Я поехал верхом на своем большом пальце.
Конечно, индеец имел в виду, что ему пришлось голосовать на дороге, но он тут же принялся шутовски иллюстрировать свою шутку – подпрыгивать на месте, засунув руку себе между ног. Ланна содрогнулась при виде этого жалкого зрелища.