Последние отзывы

  52  

Но прошлая ночь… в прошлую ночь, без всякого сомнения, произошло самое настоящее главное действо, иными словами, это был пик страсти, который даже сейчас, когда она, проснувшись поутру, лежала в постели, чувствовался в глубинах ее тела и сознания.

Это ощущение нахлынуло на нее, когда она услышала с улицы голос Дэйва, призывающий Майкла сосредоточиться, сосредоточиться и еще раз сосредоточиться. И тут она вспомнила, что тревожило ее еще до того, как она стала размышлять о трубах; до того, как вспомнила этот безумный секс на кухне; может, еще и до того, как она утром доползла до кровати: Дэйв врал ей.

Она же знала, она же слышала, находясь в ванной, когда он пришел домой, но решила не напоминать ему об этом. А потом, лежа на линолеуме, выгнув спину и приподняв ягодицы над полом, чтобы он мог войти в нее, она вспомнила об этом снова. Когда он проник в нее, а она обвила икрами его бедра, Селеста поймала глазами его слегка остекленевший взгляд и, двигаясь в такт его толчкам, почувствовала, как в ее сознании зарождается твердая уверенность в том, что вся эта история придумана.

Для начала, кто станет говорить что-то подобное тому, что рассказал Дэйв: «Кошелек или жизнь. Я уйду, но одно из двух я прихвачу с собой»? Да это же смешно. Ведь так, а она поняла это еще в ванной, говорят только в кино. Да даже если бандит заготовил эту фразу заранее, то он никак не смог бы произнести ее, когда настал подходящий момент. Никак не смог бы. Селеста однажды подверглась нападению с целью грабежа на Коммонуэлз-авеню, когда ей было почти восемнадцать. Грабителем был высокий парень с темно-желтой кожей, плоскими тонкими запястьями и мутными блуждающими карими глазами. Он преградил ей дорогу в безлюдном месте, в холодных густых сумерках, приставил к ее бедру нож с выдвижным лезвием, посмотрел ей в глаза своими холодными пустыми глазами и прошептал: «Давай все что есть!»

Вокруг не было никого, кроме деревьев, с которых декабрьский ветер срывал последние листья. Ближе всех из людей был какой-то человек, по виду — бизнесмен, спешивший домой по дороге на Бикон-Хилл. Их разделяло не меньше двадцати ярдов и кованая железная ограда. Грабитель сильнее надавил на нож, прижатый к ее джинсам, но все еще не выпуская лезвия из рукоятки; она чувствовала гнилостный смрад его дыхания, смешанный с запахом шоколада. Селеста протянула ему кошелек, стараясь не встречаться взглядом с его блуждающими глазами. Не понятно почему, но она была уверена в том, что у него есть и другое оружие, кроме ножа, который все еще упирался ей в бедро. Он сунул ее кошелек в карман пальто и сказал: «Тебе повезло, я очень тороплюсь» и пошел в сторону Парк-стрит; пошел неспешно, без боязни.

Она слышала подобные истории от многих женщин. Мужчин, по крайней мере в этом городе, грабили редко, если, конечно, они сами не провоцировали грабителей, женщин же грабили постоянно. Постоянно существовала и угроза изнасилования. Во всех рассказах, которые ей доводилось слышать об этом, насильник никогда не говорил умных фраз. Они изъяснялись предельно кратко, им надо было вскочить и соскочить прежде, чем жертва сможет закричать.

И потом этот удар кулаком, но ведь у бандита в другой руке был нож. Если допустить, что нож был в той руке, которой бандит владеет лучше, а по всей видимости, так оно и было, то какой дурак будет наносить удар кулаком не той руки, которой он пишет?

Да… она верила, что Дэйв был ввергнут в какую-то жуткую ситуацию, в которой у него был выбор либо убить, либо быть убитым. Да, она была уверена, что он не относится к категории людей, провоцирующих возникновение подобных ситуаций. Но… тем не менее, в его рассказе было много неясного. Все это смахивало на объяснения, откуда на вашей рубашке появились следы губной помады — вы можете быть предельно искренним и правдивым, но ваши объяснения, как бы нелепо и смешно они ни звучали, должны быть логичными и осмысленными.

Она представила двух детективов, сидящих у них на кухне и задающих им вопросы, и почувствовала, что если это случится, то Дэйв проколется. Под беспристрастным взглядом и повторяющимися вопросами его рассказ затрещит по всем швам и рассыплется на бессмысленный набор эпизодов. Это будет похоже на то, как он по ее просьбе рассказывал о своем детстве. Она, конечно же, кое-что слышала об этом и без него; «Квартиры» хоть и считались районом большого города, но слухи и сплетни распространялись здесь так же быстро, как в небольшой деревне. Однажды она спросила Дэйва, случалось ли в его детстве что-то страшное, что-нибудь такое, чем он не мог поделиться ни с кем; она хотела дать ему понять, что он может поделиться этим с ней, его женой, в то время беременной его ребенком.

  52