Кристина почувствовала, как краска заливает щеки. Она устремила взгляд на Люси Бейкуэлл, которая сидела с прямой спиной на стуле. Супруга доктора была одета в поношенный, очень неприглядный твидовый костюм, но, несмотря на это, благодаря уверенности в себе и чувству собственного достоинства каким-то образом ухитрялась выглядеть внушительно.
У Кристины на языке уже вертелись гневные слова. Она с вызовом посмотрела на леди Стабингтон. «Скажу ей все, что думаю, – решила девушка. – Скажу ей, что имею право жить своей жизнью, что если она может указывать другим, что они должны делать, это вовсе не означает, что она вправе указывать мне». Однако слова так и остались непроизнесенными. Влияние Стабингтонов, которое омрачало все ее детство, оказалось слишком сильным. Она стояла, дрожа под холодным взглядом леди Стабингтон, и вдруг гнетущую тишину нарушил ее короткий всхлип. Кристина, как слепая, вышла из комнаты, по привычке закрыла за собой дверь, а потом опрометью выбежала из дома.
С тех пор она больше не виделась с Люси Бейкуэлл. Через три дня она сбежала с Гарри Хантером. И сейчас, слушая ее голос, глядя на нее, такую надежную, такую знакомую, Кристина поняла, как сильно все эти годы она скучала по подруге юности. Поддавшись порыву, она взяла руки миссис Бейкуэлл в свои.
– Я так скучала по вас.
– Сядь, детка, и расскажи, чем ты занималась, – попросила Люси Бейкуэлл. – Мы все тут с ума посходили, пока тебя разыскивали. Хорошо, что ты здесь, ты нужна детям. Какие у тебя отношения с ними?
– Вот это я и хотела рассказать вам, – призналась Кристина. – Мне нужен ваш совет, ваша помощь. И вообще мне нужно о многом поговорить с вами.
Люси Бейкуэлл внимательно посмотрела на нее, и ее лицо смягчилось.
– Рассказывай обо всем, – требовательно произнесла она. – Сначала расскажи о себе. Чем мир досадил тебе, что ты теперь так выглядишь?
Кристина пожала плечами, затем спокойно, без горечи, ответила:
– На неудачах не отъешься.
– Ты о себе?
– Боюсь, да – во всех смыслах. Я не преуспела ни в чем – ни на сцене, ни…. – Кристина заколебалась, но все же заставила себя произнести: —…ни в том, чтобы удержать мужчину, которого любила.
– Он бросил тебя?
Кристина кивнула.
– Я его не осуждаю: он старел и уже не был так популярен, как раньше. Из-за экономического спада 1931 года закрылось большое количество театров. У него появилась возможность уехать в Америку, в Голливуд, и он ею воспользовался.
– Один?
Кристина покачала головой. Она не могла смотреть в глаза Люси Бейкуэлл. Даже сейчас воспоминания о Гарри причиняли ей боль.
– Нет, с другой женщиной. Она американка, очень богатая, связана с кинобизнесом. В то время дела у нас шли неважно. Все было отвратительно. Полгода мы были на гастролях, ездили по заштатным городкам. Вы же знаете, что это такое, – хотя нет, это трудно представить, пока не испытаешь на себе. В общем, вдруг объявилась она и, естественно, влюбилась в него. Он все еще умел быть привлекательным, когда хотел. Больнее всего мне было… от того… как он бросил меня. Мне трудно об этом рассказывать. Не знаю, смогу ли я вообще когда-нибудь кому-то об этом рассказать. – Теперь Кристина слышала в своем голосе муку. Странно, прошло столько времени, а рана не заживает.
Даже после стольких лет боль, которую она испытала в то утро, когда проснулась в номере убогой гостиницы и нашла у лампы письмо от Гарри, оставалась острой, жалящей. Прошло несколько мгновений, прежде чем она протянула руку к конверту. «Что это Гарри так рано встал, на него это совсем не похоже», – отстраненно подумала она. Внезапно она ощутила пульсирующую боль в голове и сухость во рту. Вчера, перед сном, Гарри принес ей горячего молока. Это удивило ее, но его внимательность ее тронула. Гарри вообще никогда не переживал за нее. А она была простужена почти три недели. Он посетовал на то, что она кашляет по ночам, и сказал:
«Выпей молока. Тебе пойдет на пользу».
От изумления она даже не поблагодарила его. Молоко было теплым и сладким, и она отлично помнила, как ей потом захотелось спать. Она словно тонула и тонула в постели, на нее снисходил покой.
Кристина заставила себя перевернуться на бок, заставила себя открыть глаза и подумала: «А вдруг Гарри вчера что-то подсыпал в молоко. Я чувствую себя так, будто выпила снотворного». Она посмотрела на часы: почти полдень. Обескураженная, она резко села, схватила конверт и медленно вскрыла его. Пальцы слушались ее плохо, будто все были большими, как шутили в школе.