– Уже появляется какая-то форма, правда? – оглядывая стены, окрашенные в мягкие тона сиреневого цвета, Роуэн удовлетворенно улыбнулась, видя, как посветлела прежде мрачная комната. На ней были старые, пузырившиеся на коленях джинсы, и мешковатая голубая рубашка. Взглянув на распущенные волосы и свежее лицо без малейших признаков косметики, Эван подумал, что Роуэн выглядит удивительно молодой и беззаботной. Но, заглянув в карие глаза, можно заметить затаившуюся в них боль, с горечью подумал он, сознавая, что тоже является причиной ее огорчения и грусти.
– Вечером я собираюсь заняться дверью, ты не возражаешь? Может быть, удастся закончить ее сегодня.
– Эван! Почему ты делаешь это? Ты чувствуешь, что обязан помогать мне из-за того, что произошло между нами, и мне ужасно сознавать это.
Положив кисть на крышку банки с краской, Эван выпрямился и тщательно вытер руки тряпкой, глядя на Роуэн спокойным уверенным взглядом.
– Я не чувствую, что обязан. Запомни это раз и навсегда.
Погрузившись в теплую душистую воду, Роуэн глубоко вздохнула, чувствуя, как постепенно перестает ныть усталое тело. Ванная осталась единственной комнатой в доме, которая казалась ей убежищем. Прежде чем начать ремонт в других помещениях, Роуэн повесила в ней красивые кружевные занавески, облицевала неровные стены керамическими плитками с изображением русалок и морских животных, заполнила две узкие полки многочисленными баночками и бутылочками с гелем, пеной для ванн, мылом и духами. Она побаловала себя, купив комплект мягких белых полотенец, которые аккуратной стопкой лежали поблизости от деревянного поручня в викторианском стиле. Старомодная ванна, покоившаяся на ножках, сделанных в виде лап, завершала картину.
Ни о чем не думая, Роуэн, закрыв глаза, лежала в ванне. Она попыталась обуздать свое воображение, когда поняла, что ее мысли неизменно возвращаются к Эвану, который до сих пор работает внизу.
Она никогда не думала, что можно получить удовольствие, наблюдая за мужчиной, занятым трудом. Роуэн смотрела, как под черной футболкой напрягаются сильные мышцы, а с красивого лица не сходит выражение сосредоточенного удовольствия, получаемого от работы. «Поэзия в движении» – сделала она вывод спустя десять минут, в течение которых украдкой поглядывала на Эвана из кухни. Все в нем очаровывало ее, потому что ему удавалось превращать обыденные занятия в красивое и удивительное священнодействие. Возникало ли у нее такое чувство, когда Грег занимался домашней работой? Память не сохранила этого. Сейчас она едва может вспомнить его лицо...
Роуэн в испуге открыла глаза. Говорят, такое случается после тяжелой утраты, но ей никогда не приходило в голову, что это может произойти с ней. Холод пополз по ее спине, и Роуэн задрожала. Зачем ей помнить его лицо после того, что он сделал с ней? Грег любил другую женщину, которая родила от него ребенка, в то время как он отказывал в этом ей, Роуэн... Снедаемая своей болью, она не сознавала, что по ее лицу текут слезы, и когда дверь ванной тихо открылась и закрылась, она не сразу вытерла их. Повернув голову, Роуэн увидела, что в дверях стоит Эван.
Он хотел сказать ей, что закончил работу. У него не было намерения входить, но, услышав плач, он не мог удержаться. Она небрежно закрепила волосы на макушке, и влажные вьющиеся пряди обрамляли ее лицо. Влажные карие глаза с длинными ресницами, на которых повисли слезинки, умоляюще смотрели на него; влажные розовые губки слегка припухли, и сердце Эвана дрогнуло, забившись быстрее, чем обычно. Влажный душистый воздух, исходивший из ванны, проникал в его поры и распалял желание, вспыхнувшее в его крови, когда он увидел Роуэн.
– Ты пришел сказать, что идешь домой?
Стараясь проглотить комок в горле, Роуэн слабо улыбнулась, заставляя себя не обращать внимания на то, что Эван закрыл за собой дверь. Но как можно было игнорировать тот невероятный факт, что он стоит здесь перед ней – высокий мужчина в черной футболке, которая облегает великолепную грудь и широкие плечи, – воплощение физического совершенства, мечта каждой женщины.
Эван не сдвинулся с места.
– Ты хочешь, чтобы я ушел домой?
Это был провокационный вопрос, и оба понимали это. Ей нечего терять, подумала Роуэн. Она уже утратила очень многое из того, во что верила.
– Ты предлагаешь мне плакаться в твою жилетку? – спросила она внезапно охрипшим голосом.