— Сложно сказать. Я бы назвала царящую в особняке атмосферу затишьем перед бурей. Разве что разряды в воздухе не сверкают, так все наэлектризовано после этой свары. А во что все это выльется — кто ж его знает? Если проигравшая сторона сдержится, так все и спустится на тормозах. Ну а если нет…
— И все равно: ты-то сама что об этом думаешь? Произойдет взрыв или…
— Ты требуешь от меня невозможного, — устало улыбнулась Марина, отставив опорожненную рюмку. — А я не Нострадамус и не ясновидец, увы.
— Ты лучше всех ясновидцев, вместе взятых! Я понимаю твои сомнения, но мне сейчас крайне важно знать именно твое мнение.
— Ну, тогда в порядке бреда предположу, что завтра — самое позднее послезавтра — будет нанесен ответный удар. Я общалась с Альбиной, она явно что-то скрывает, у нее по глазам можно прочесть, что она что-то задумала. А уж вкупе с видеосъемкой из восьмой гостиной… Евгения серьезно задела ее чувства, а Альбина у нас девочка амбициозная и крайне самолюбивая. Чтоб она спустила такое безнаказанным — не верю. Разве что жадность перевесит.
— Ну а мы устроим так, чтобы она на жадность поменьше внимания обращала. Сообщу-ка я ей, пожалуй, что по итогам шоу она вполне может рассчитывать на хорошую премию.
— Размер премии озвучишь?
— Разумеется, нет! Чтобы она потом ко мне с претензиями кинулась? Вот уж перетопчется!
Марина посмотрела на стоящую на поручне кресла рюмку, а затем неожиданно смахнула ее на пол. Рюмка ударилась об пол и, целехонькая, подскочила.
— Небьющаяся, — грустно заметил продюсер.
— Фальшивая. Как и мы все, фальшивая. Как наше шоу, фальшивая, понимаешь?! — сорвалась на крик Марина.
— Тихо, моя милая, тихо! — Денис подошел к креслу, присел на корточки, положил голову на колени Марины. — Просто близится финал. Узел, который был завязан не без нашего косвенного участия, вот-вот разлетится вдребезги. Кто-то от этого выиграет, кто-то проиграет. А мы получим то, ради чего это все затевалось, — искреннее и горячее шоу, которое еще сорвет рейтинги и вынесет нас наверх — всех нас, понимаешь?!
— Но люди, Дениска! Они ведь не марионетки, не куклы. Почему же мы с ними так безжалостно? Словно фигурки на шахматном поле переставляем, а ведь для них это все по-настоящему! Я боюсь за них — и за девочку эту отчаянную, и за парня, и за глупышку нашу тоже боюсь! А вдруг кто-то из них сорвется и случится непоправимое? Это что — тоже нам на руку сыграет, рейтинг поднимет? А как же жить после этого?
— Успокойся, Мариша! Я разговаривал с Арсением, по его мнению, наши игроки еще и не такое сдюжат. Крепкая психика у ребятишек, сама ведь помнишь, как мы их отбирали и через что они прошли.
— А если надлом? И никого близкого рядом! Не знаю, как тебя, а меня просто трясет от ужаса, стоит лишь мне об этом подумать!
— Пусть все идет как идет. Не бойся, ты не одна! Тот же Арсений наготове, дежурная смена операторов получила строгий наказ бдеть за игроками денно и нощно — опасности нет! Все развивается примерно в том русле, как мы и предполагали.
— Мне бы твою уверенность, Дениска! — Закусив губу, Марина с нежностью и болью посмотрела на любимого человека, потрепала за вихры, в которых серебрилась первая седина.
— Хочешь, поделюсь? — предложил тот.
— Хочу! Очень хочу…
— Знаешь, отчего-то рядом с тобой чувствую себя пятнадцатилетним неуклюжим подростком, — признался Сашка, щекоча травинкой голую Женькину ногу.
От интервью их сегодня безо всяких объяснений освободили, лишь ближе к вечеру должны были привезти для последней примерки свадебные наряды, поэтому «жених» и «невеста» с чувством, толком и расстановкой лодырничали, расположившись у пруда под сенью юной плакучей ивы.
Места в тени для операторов не осталось, поэтому те вынужденно торчали на солнцепеке, прижимая к себе раскаленные под щедрым солнцем камеры.
— Вот те раз! С чего бы это? Я ведь не кусаюсь, честное слово! — рассмеялась Женька в ответ на Сашкино признание.
— И все равно у меня такое ощущение — все словно в первый раз. Так странно… и так глупо. Я уже считал себя серьезным дядькой, а тут размяк отчего-то как пацан зеленый. Сердце как на качелях: то ввысь взмывает, то в пятки уходит.
— А разве это плохо?
— Не знаю, просто странно — и все. Кстати, а ты, случаем, не в курсе, что с нашей ведущей произошло? У нее вроде с лицом что-то…