130 
– Я не знала, что тебе интересно об этом знать.
– Ошибаешься. Мне интересно всё, что связано с тобой. Я постоянно думал о тебе все эти годы. Не было ни одного дня рождения, чтобы я не навестил тебя или не позвонил, по крайней мере. И ты обязательно в этот день получала от меня подарок. Я посылал тебе открытки по случаю каждого праздника и подписывал их не просто «Люблю, целую, папа». Я всегда старался написать что-нибудь со значением – или что значит та или иная открытка, или рассказывал о своей жизни, или пытался дать тебе совет.
Он отодвинул со лба Сары прядь волос, которые были такого же цвета, как и его собственные.
– Я любил тебя, Сара. Я любил тебя все эти годы и сейчас тоже люблю.
– Но ты ненавидишь здешнюю школу. Ты ведь согласился занять должность исполняющего обязанности директора только потому, что тебе было необходимо хоть куда-нибудь меня пристроить. В конце года ты уедешь, а я останусь здесь в одиночестве еще на целых два года.
– Если ты останешься в школе, останусь и я.
Сара замолчала. После минутной паузы она с надеждой спросила:
– Так, значит, ты не уедешь?
– Не знаю точно, но, если мне все-таки придется уехать, я возьму тебя с собой.
Сара снова замолчала, а потом опять задала вопрос:
– Это потому, что ты имеешь право устроить меня в ту школу, в которой ты будешь работать?
– Умница ты моя. Я готов заплатить любые деньги, если тебе очень захочется перейти в школу, где меня не будет среди членов администрации. Но дело не в деньгах. Просто я хочу, чтобы ты все время была рядом со мной.
Сара снова разревелась.
– Слезы – это самое плохое и самое хорошее из того, что видят родители, – пробормотал он, зарываясь лицом в волосы дочери. – Самое плохое – это потому, что, когда твой ребенок плачет, значит, он несчастлив. Самое хорошее – потому, что он плачет у тебя на плече, и ты вспоминаешь, что и сам плакал когда-то. Вот сейчас, например, мне тоже хочется заплакать вместе с тобой. Заплакать так, как я плакал, когда мне был год. Впрочем, когда год был тебе, мне не составляло труда утолить твои печали, но сейчас куда более сложный случай. – Он нежно обнимал ее до тех пор, пока рыдания Сары не стали утихать. Потом тихо произнес: – Я на самом деле люблю тебя, Сара. Возможно, ты мне и не веришь, но это святая правда. Только дай мне возможность, и я тебе это докажу.
Сара перестала рыдать и отвернулась, чтобы вытащить из пакета бумажный платок.
– Не знаю, почему ты меня любишь. Мне кажется, я не слишком располагаю окружающих к себе.
– Кто тебе об этом сказал, интересно знать? – спросил он, предполагая, что Лив неоднократно говорила дочери подобные вещи. Он поднял протестующе руку. – Это не столь уж важно. Я не желаю об этом знать. Кто бы ни сказал, все равно он не прав. Каждый человек на этом свете заслуживает любви – в той или иной ее форме. Иногда это просто вопрос приспосабливаемости… Куда это я хватил, черт возьми? Приспосабливаться к дерьму, чтобы заслужить от него любовь? Ну уж нет.
Сара стояла спиной к нему, глядя на свое отражение в зеркале, встроенном в гардероб.
– Итак, начнем приспосабливаться. Идет? – уже более мягко сказал он. – Но только не к дерьму, разумеется. Ты как, согласна?
Сара снова надолго замолчала, и Ноа подумал, что приспосабливаться им друг к другу будет ох как нелегко. Впрочем, он и не надеялся, что встреча с дочерью пройдет без сучка и задоринки. Разве один-единственный разговор, пусть самый откровенный и пылкий, способен разрушить недоверие между людьми, которое накапливалось долгие годы? Судя по всему, с подачи Лив, а возможно, и ее нового супруга Джеффа, девочку воспитывали так, чтобы она думала о своем отце только плохое. Для того, чтобы ситуация изменилась, требуется время.
– Мне на самом деле нравится твое бордовое платье, – попытался подольститься он к дочери. – Давай, действуй! Сунь в рюкзак какую-нибудь одежду, дай мне несколько платьев прямо на плечиках, и мы пойдем ко мне домой. Мне нужно многое тебе показать.
«Многое» включало в себя спальный гарнитур, который Ноа купил для комнаты Сары. В последнее время он уделял много внимания хождению по магазинам и купил не только кровать, ночной столик и гардероб, но и толстое шелковое одеяло, которое подходило по цвету к новым набивным простыням и бледно-зеленому ковру, целиком покрывавшему стену. Сара ничего не сказала, увидев все это, но он заметил, что дочь осталась довольна. Она долго простояла у двери, глядя на подарки отца широко открытыми глазами, и Ноа даже на секунду показалось, что на ее губах проступило некоторое подобие улыбки.
130 
