75 
Теперь ты понимаешь, что Самира мне необходима. Я должна доказать себе, что могу довести правое дело до конца. Это выглядит так, словно для меня в пространстве открывается некое маленькое оконце, и если я не сумею правильно воспользоваться светом, струящимся из него, то оно закроется для меня навсегда. Я не могу себе позволить еще одну неудачу. Уж слишком их было много в моей жизни».
Рука Пейдж безвольно упала на колено. Еще одна неудача.
«Ты не неудачница», – часто говорила ей Пейдж. Да и в самом деле, если бы Мара могла видеть, сколько народу шло проводить ее в последний путь на кладбище, она бы, возможно, с этим согласилась. Она была не менее удачлива, чем кто бы то ни было из нас.
Но эти письма не были написаны Марой-врачом, Марой-профессионалом. Они были написаны Марой-личностью, Марой-человеком.
– Ты не неудачница, – прошептала Пейдж и распечатала второе письмо из пачки. Оно было написано вскоре после того, как убежала Таня.
«Дорогая Лиззи,
– прочитала она снова.
– Лоренцо был сегодня в офисе. У них шесть детей в возрасте до десяти лет, которые страдают от всех болезней, которые можно себе только представить. У одного из детей – диабет, у другого – неприятности со слухом, а остальные постоянно болеют всевозможными инфекционными заболеваниями. Мне кажется, что ночь в их доме – это некий постоянно действующий аттракцион всякого рода кашлей, криков и рвоты. Если послушать родителей, то так оно и есть. Тем не менее я им завидую. В моем доме ночи проходят в абсолютной тишине, чуть ли не загробной. Я делаю все, чтобы заполнить ее, но неизбежно заканчиваю тем, что лежу в постели и вслушиваюсь в эту щемящую тишину, которая стала моим спутником.
Правда, моя карьера сложилась довольно удачно. Но это не в счет. Главное то, что происходит ночью. Именно тогда спадает все наносное и реальности жизни выступают во всей своей наготе. Именно ночью я чувствую свое одиночество. Это довольно печальный факт в моей жизни. Я пыталась изменить положение, как только могла, но ничего не получилось, а теперь я от всего устала. Я чувствую, что потерпела поражение. Мои ночи пусты, длинны и одиноки, и до тех пор, пока не появится ребенок, будущее мое выглядит весьма мрачно. И я не уверена, что смогу это пережить».
Почувствовав, что ее снова начало знобить, теперь уже по другой причине, Пейдж сложила письмо, сунула его обратно в конверт, а конверт положила в пачку, которую она снова перевязала зеленой ниткой.
– Тебе следовало рассказать мне обо всем, – сказала она про себя, – я думаю, что смогла бы тебе помочь.
Но дело в том, что она не знала, что она могла бы сделать. Конечно, она не чувствовала, что потерпела поражение в жизненной борьбе, но и ее ночи отчасти напоминали те, которые пришлось пережить Маре. Кроме того, чувство пустоты, которое описывала Мара в своих письмах, было весьма похоже на то, которое она испытывала в последнее время.
Пейдж подумала, что она как будто унаследовала это чувство от Мары, как, впрочем, и многое другое из ее жизни.
Эта мысль вовсе не понравилась Пейдж. Она положила на место и шерсть, и письма, стараясь, чтобы все лежало аккуратно, как было, закрыла крышку и перешла в следующую спальню, которая была еще не убрана. Именно в этой комнате должна была находиться удочеренная Марой Самира, но теперь она стояла пустой, а девочка была в доме Пейдж. Она начала пылесосить и эту спальню и почувствовала, как ее страстно потянуло к живым людям. Она бросила пылесосить, быстро сложила все свои нехитрые приспособления, выключила свет и через минуту уже ехала на машине через центр Таккера, направляясь к себе домой.
Почти сразу же, как она отъехала от дома Мары, у нее возник вопрос: когда же уехал Ноа? – но она постаралась отбросить от себя мысли о нем. У дверей дома ее встретил котеночек, который, как молния, носился у ее ног, и это так тронуло Пейдж, что она, погладив его по шерстке и взяв на руки, не наградила его обычным: «Только до тех пор, пока я не подыщу тебе хорошего хозяина».
Джилл спала в гостиной на диване. Пейдж нежно разбудила ее и отправила в спальню. Переодевшись в ночную рубашку, она проследовала в свою комнату, но прежде поднялась по лестнице, чтобы заглянуть к Сами.
Малютка спала, лежа на спинке. Пейдж перевернула бы ее на животик, если бы не знала, что в Индии принято спать на спине. Кроме того, ей хотелось посмотреть на личико крошки. Положив руки на ограждение колыбельки, она нагнулась к ребенку поближе. Свет маленького ночника позволял видеть очертания ее личика чрезвычайно ясно. Пейдж дотронулась до ее щечки – она оказалась очень мягкой и теплой на ощупь.
75 
