Все вокруг меня уговаривали не ломать себе жизнь и отказаться от Ольги. Мол, такого хорошенького здорового ребенка моментально удочерят. Подберут ей хорошую семью, она будет счастлива, и я свою жизнь смогу спокойно строить. Выйду замуж, рожу своего ребенка и тоже буду счастлива.
Словом, мир ополчился против меня. Исключение составляли лишь Гета, тогда еще Жанетта, и Галина Матвеевна — ближайшая наша с мамой соседка по лестничной площадке. Они меня полностью поддерживали. А я не могла бросить Ольгу. Она ведь была теперь единственным, что мне осталось от мамы, которая так хотела ее родить.
Я назвала девочку в честь мамы, а отчество и фамилию дала ей своего папы, и стала она Ольгой Васильевной Митрохиной. И насколько я не хотела прежде, чтобы моя сестра рождалась на свет, настолько теперь желала, чтобы она осталась со мной. Ради этого я была готова на все.
Чтобы получить опеку над сестрой, я, не раздумывая, перевелась на вечернее отделение в институте и устроилась на работу в школу рядом с домом. Но, конечно, и это меня не спасло бы, не будь рядом нашего ангела-хранителя Галины Матвеевны — бабы Гали. Она помогла мне похоронить маму, и не дала мне сломаться, когда я билась за свое право воспитывать Ольгу.
— Твоя мама, Царствие ей Небесное, давала мне приют, когда мой Геннадий Перфильевич лютовал, Царство и ему Небесное. Так уж мне помогала, а теперь я ей должна добро вернуть.
Муж бабы Гали, Геннадий Перфильевич, отличался тяжелым характером и тяжелой рукой и в довершение ко всему периодически уходил в краткосрочные, но глубокие запои. Мучилась с ним баба Галя страшно. Когда же совсем становилось невмоготу, сбегала к нам, ибо Перфильевич, согласно каким-то своим сложным моральным установкам, позволял себе бушевать лишь на территории собственной квартиры. А у нас с мамой баба Галя всегда могла и переночевать и денег перехватить до получки.
Теперь добро, которое сделала мама, сторицей возвратилось ко мне и Ольге. Баба Галя решительно объявила:
— Забирай девчонку, иначе вовек себе не простишь. Вырастим ее уж как-нибудь. Справимся не хуже других. И мама твоя там будет спокойна. — Баба Галя перекрестилась. После внезапной кончины мужа она зачастила в церковь. — Главное — доучись. Я с девчонкой посижу. Силы, слава богу, пока есть, а от семьи все одно ничего не осталось. Вот мы друг дружку и подопрем. И насчет денег не волнуйся. Сдам свою квартиру, переселюсь к вам. Вот и считай: моя пенсия, твоя зарплата, деньги за квартиру, Ольгино пособие. На троих хватит.
Я не знала как ее благодарить, а она лишь отмахивалась:
— Это я тебя, Катька, должна благодарить. На старости лет вместо одиночества, считай, сразу и дочку и внучку обрела.
Сказано — сделано. Жизнь, конечно, была не сахар и по-разному складывалась. И Ольга болела. И мне пришлось всю себя переломать, — ведь я фактически стала главой семьи, и ответственность за сестру сразу сделала меня взрослой.
Когда подросла Ольга, начала болеть баба Галя, настала очередь нам с младшей сестрой за ней ухаживать. Все-все у нас случалось, но то, в чем я поклялась на могиле матери, мне оказалось по силам. Ольгу я вырастила и воспитала. Неплохо, по-моему воспитала.
А бабы Гали уже два года как нет в живых. Почти перед самой кончиной она оставила мне завещание, по которому ее однокомнатная квартира отходила Ольге.
— Так у каждой из вас своя жилплощадь будет. Девчонка-то уж почти взрослая. Она выйдет замуж — хоть ты для себя поживешь. А то из-за нас с Ольгой всех мужиков от себя гнала.
— Да что вы говорите, баба Галя! Причем тут вы? Просто того, единственного, не встретила.
— Ох, да где ж они эти единственные? — Галина Матвеевна вздохнула. — Принцев-то мало, а нас, баб, много. На всех не хватит. Эдак всю жизнь прождешь. А у тебя уж бабий срок проходит. Попомни мои слова: как встретишь кого хорошего, выходи, не привередничай.
И вот бабы Гали не было, а она продолжала нам помогать.
Глава III
— Я тебе, между прочим, теперь даже завидую, — продолжала тем временем Гета. — Надо же как повезло: без всяких со своей стороны усилий будешь жить одна в отдельной двухкомнатной квартире практически в центре Москвы.
— Проспект Вернадского — не центр, — напомнила я.
— Был не центр, когда ваш дом строили, — сказала Гета. — А сейчас, считай, центр. Это же тебе не какое-нибудь Бутово, а престижный освоенный район.