— Погоди, Грейс. У меня, может, и есть свои обиды, но твои мама и дедушка много работают. Они служат обществу. Будь честен там, где доброе имя необходимо.
— Ладно. Но это не значит, что быть их ребенком легко.
— Не значит.
— Так что же мне делать?
— Ты не можешь поменять семью.
— Я о своем обмане. Было бы не так плохо, если бы я с самого начала сказала маме о пиве, но теперь, когда прошло столько времени… Мама взяла мою вину на себя, но она ничего не знала о пиве.
Джил нащупала в темноте ее ладонь.
— Знаешь, солнышко, судя по тому, что мне известно, тот, кто сидел за рулем вашей машины — кто бы это ни был — ничего не нарушал. То, что ты выпила бутылку пива, не стало причиной аварии.
— Я выпила две, — напомнила ей Грейс.
— Это не было причиной аварии.
— Хорошо, но я все равно чувствую себя виноватой из-за этого, и маме не могу рассказать.
— А папе?
— Смеешься? Я не разговариваю с папой.
— А возможно, следовало бы.
— Ты шутишь. Это будет еще хуже, чем рассказать маме. Дедушка, конечно, тоже будет разочарован, но он же всего лишь мой дедушка. — Грейс помолчала. — К тому же он слишком много пьет. Поэтому он бы, возможно, понял.
— Грейс, есть разница между тем, чтобы пить пиво с друзьями…
— Любой из которых убьет меня, если узнает, что я об этом кому-нибудь рассказала, — перебила Грейс.
— Мы пока не об этом, — произнесла Джил. — Вернемся к тому, о чем я говорила. Есть разница между тем, чтобы выпить две бутылки пива на вечеринке, и тем, чтобы каждый вечер сидеть в одиночестве и выпивать по полбутылки виски. Но давай не будем о дедушке. Мы говорили о твоем папе.
— Ладно, — сказала Грейс, подбирая под себя ноги. — Давай поговорим о нем. Он уверяет, что любит нас, но ушел, даже не предупредив.
— Он предупреждал маму. Она, возможно, не понимала, что это предупреждение, но он предупреждал.
— Как ты можешь его защищать?
— Я его не защищаю. Я хочу сказать, что, может быть, она закрывала глаза на то, что происходило с ее браком. Я хорошо разбираюсь в людях. И мне всегда нравился твой отец.
— Но я ему не доверяю. В этом моя проблема. Я не знаю, как он отреагирует, если узнает, что на самом деле произошло в тот вечер. Папа может позвонить другим родителям. Он может позвонить в полицию.
— Он не позвонит в полицию.
— Он может испортить мне жизнь, и так и сделает. Конечно, она и так не сахар, потому что в школе со мной никто не общается. Я не могу ни с кем поговорить начистоту, потому что это доставит неприятности другим. А папа? Он скорее всего будет так же разочарован, как и мама, потому что ожидает, что я тоже добьюсь огромных успехов. Поэтому мне приходится с этим жить. Как и с тем, что человек умер из-за машины, за рулем которой была я. Это хуже всего.
— Я знаю.
Грейс стало легче.
— Больше никто не знает.
Тетя застонала соглашаясь. По крайней мере, Грейс показалось, что этот звук означал согласие, пока не ощутила неожиданный толчок в ногу. Отбросив покрывало, Джил села на краю кровати.
— Что случилось? — спросила Грейс.
— Я сейчас вернусь.
С трудом поднявшись, она направилась в ванную. Грейс подумала, что тетя идет медленнее, чем обычно, но было слишком темно, чтобы сказать наверняка. А когда тонкий лучик света упал на ковер, Джил уже не было видно. Едва Грейс успела выбраться из постели, как Джил позвала ее.
Через секунду девочка уже была в ванной. Джил сидела на унитазе. Ее лицо было мертвенно-бледным.
— У меня идет кровь.
— Кровь? — Грейс проглотила противный комок.
— Мне нужны бумажные полотенца.
Грейс побежала в кухню, отмотала половину рулона и бросилась обратно.
— Много крови?
— Не знаю, — сказала Джил и взяла полотенца. — Думаю, мне придется поехать в больницу.
— Разве не нужно позвонить врачу?
— Ах да. — Такой напуганной Грейс тетю еще никогда не видела. — Подай мне телефон, солнышко.
Грейс подала телефон, потом встала, чувствуя себя абсолютно беспомощной, пока Джил тщетно пыталась вспомнить номер, и от этого животный страх в ее глазах только возрастал.
— Он где-то у тебя записан? — спросила Грейс.
— Я же знаю его, знаю. — Джил вздохнула и после короткого колебания набрала две последние цифры. — Я позвоню в справочную, — сказала она и, взглянув на бумажные полотенца, которые пропитывались кровью, тихо выругалась.