Еще совсем недавно Аманду, если она приходила с работы поздно, на плите ждал ужин. Грэм понимал, что его жена любит и ценит домашний уют. Ведь раньше жизнь ее этим не баловала.
Зазвонил телефон. На четвертом звонке Аманда сняла трубку. Невестка Грэма, Кэтрин, сразу же перешла к делу:
— Грэм позвонил Джо, а Джо мне. Жаль, что ничего не получилось. Как ты себя чувствуешь?
Сказать по правде, она чувствовала раздражение. Она не понимала, зачем Грэм сразу же бросился звонить брату.
— Прекрасно.
— В следующий раз получится. Бог Троицу любит.
Пока что Аманда не могла думать о следующем разе.
— Не падай духом, — говорила Кэтрин. — У тебя обязательно будет ребенок. У всех О’Лири полно детей. Но я звоню не только из-за этого. Хочу напомнить тебе про воскресенье. Мы ждем вас к трем. Хорошо?
— Договорились.
— Мама не хочет подарков ко дню рождения, но, может, ты принесешь бисквит по-ирландски?
— Да-да, с ирландским виски, по рецепту твоей бабушки.
Бисквит по-ирландски делают исключительно на ирландском виски. Аманда выучила это в первую же встречу с кланом О’Лири.
— Мама будет довольна, — сказала Кэтрин. — Увидимся в воскресенье.
— Мы придем.
Аманда повесила трубку, жалея, что день рождения свекрови приходится как раз на этот уик-энд. Дело не в том, что Аманда не любила семью Грэма. Она обожала его сестер и братьев, а также их мужей, жен и детей. Сложности возникли с матерью Грэма, Дороти. Она так и не приняла Аманду. Она держалась так, словно Аманда была виновницей того, что первый брак Грэма распался, хотя это и случилось еще до их с Грэмом знакомства.
Возможно, будь Аманда католичкой, Дороти посмотрела бы на все иначе. Преодолеть их отчуждение помог бы внук, еще один О’Лири.
Усталая и опустошенная, Аманда прошла по темному холлу в гостиную и опустилась на диван. Откинулась на мягкие подушки. Свет она включать не стала.
Вскоре она услышала, как открывается кухонная дверь.
— Мэнди? — позвал Грэм.
— Я здесь.
Слышно было, как он шагает сначала по выложенному плиткой полу кухни, потом по деревянному полу в холле. У арки, ведущей в гостиную, шаги замерли.
— С тобой все в порядке? — спросил он с такой добротой и лаской, что ее глаза наполнились слезами.
— Угу.
— Хочешь чаю?
— Нет, спасибо.
Аманда протянула руку. Он взял ее, поднес к губам и опустился на диван рядом с женой.
— Ты работал? — спросила она, прижимаясь к нему, чувствуя его тепло.
Он положил ее голову себе на грудь и вытянул ноги.
— Пытался. Но у меня ничего не вышло. И я решил прогуляться по лесу. Шел через кладбище, но привидений не встретил.
Лес начинался сразу за участком Танненвалдов и был частью заповедника. Там росли ели, дубы, березы, клены, болиголов и всевозможные виды мхов и папоротников. Заповедник мог похвастать не только богатой растительностью, но и богатой историей — в лесу лежали могильные плиты, такие старые, что надписи на них почти стерлись.
Когда-то в лесу тоже стояли дома, и беспечный турист мог легко свалиться в старый каменный погреб. Хуже того, безрассудный турист мог попытаться залезть на единственное оставшееся с былых времен строение — двенадцатиметровую башню из дикого камня. Ступени внутри давно обрушились, и башня превратилась в мрачное вместилище гниющей палой листвы.
Никто не знал, кто построил башню: индейцы или первые белые поселенцы. О башне было известно лишь одно: на нее можно влезть, но нельзя спуститься. Командам спасателей не раз приходилось приезжать к башне с пожарными лестницами. Каждое восхождение все сильнее расшатывало камни. После недавнего слабого землетрясения несколько камней упало вниз, и место сделалось еще опаснее. Однако на все предложения городских властей снести башню жители неизменно отвечали отказом.
При упоминании о привидениях Аманда слабо улыбнулась:
— По лесу опасно ходить ночью.
— Не опаснее, чем тебе ходить в школу. Все уладилось?
— Да — в том, что касается наказания Куинна. Нет — в том, что касается его проблем. Сегодня вечером передо мной сидел несчастный парень. Я сказала родителям, что хотела бы с ним поговорить.
— Они отказались?
— Категорически.
Он сильнее прижал ее к себе, и она почувствовала, что снова влюбляется в него — в его тепло, в его запах, в то, что он понимает ее.