77 
— Такой подход может обернуться против них. Вы даете детям возможность заниматься тем, чем они пожелают. А затем вашего сына исключат из команды, или ваша дочь не получит в пьесе роль, о которой она мечтала, и дети могут вообразить, что разочаровали вас.
Я покачала головой.
— Ничего подобного им даже в голову не придет. Я не допущу. Мы постоянно говорили с детьми. И о чувствах тоже.
Я очень серьезно относилась к этому вопросу. Я сама была лишена такой возможности в детстве, поэтому поклялась, что мои дети смогут пользоваться неограниченной поддержкой с моей стороны. И не хотела, чтобы они страдали, как когда-то страдала Рона.
— Но ваш сын не разговаривает с вами.
— Пока. В основном потому, что меня нет рядом. Он привык делиться со мной всем, но невозможно нажать волшебную кнопочку и вызвать ребенка на серьезный эмоциональный разговор, когда суд ограничил меня двумя посещениями в неделю. Дэнис проводит с ним гораздо больше. И у него больше возможностей. Хотя не знаю, пытался ли он сделать это. Разговоры по душам ему никогда не удавались.
— Он говорит, что Джонни очень напряжен и не идет на контакт.
— Мальчик зол. — Я и сама злилась. Но даже в самом ужасном своем кошмаре я не могла допустить, чтобы Джонни испытывал нечто подобное. — Он думает, что я предала его. Вот что натворил суд.
Дженовиц вернул трубку в пепельницу.
— Хочу предостеречь вас, миссис Рафаэль. Такое отношение навредит ребенку. Он сможет мгновенно почувствовать ваше негодование.
— Не сможет, если я не захочу. Я ни слова не сказала ни против суда, ни против мужа. Я веду себя очень осторожно.
— Но судебное решение возмущает вас?
— А какую мать оно бы не возмутило? Мое место рядом с моими детьми в моем собственном доме.
— Исходя из утверждений вашего мужа, вы вполне счастливы в вашем новом доме.
— Счастлива? Счастлива ли я? Нет. Я просто пытаюсь достойно переносить эту ужасную ситуацию. Вот что я стараюсь вам объяснить. Вот чем я занимаюсь.
Он кивнул.
— Это один из способов управлять ситуацией.
Хорошо, значит, мне нравилось все держать под контролем.
— Неужели это так ужасно? Простите, доктор Дженовиц, но я что-то совсем запуталась. Я что, именно из-за недостатка контроля попала в беду?
Раздался звонок. Следующий клиент психолога сообщил о своем приходе, как это сделала я час назад. Я надеялась, что он уделит мне больше времени — чем дольше мы говорили, тем быстрее шло дело.
Но Дженовиц уже одной рукой выколачивал табак из трубки, а другой листал свой ежедневник:
— Когда вы сможете прийти в следующий раз?
— Когда угодно.
— Тогда в то же время через неделю.
— Я могу приехать еще раз и на этой неделе, если хотите.
— Нет. Этот день для меня самый удобный. — Дженовиц сделал пометку в блокноте.
Я подалась вперед на своем стуле, но не встала.
— Как вы думаете, сколько раз нам еще придется встретиться?
— Три, четыре, все зависит от того, как пойдет дело, — Дин поднялся. — В следующий раз принесите мне список учителей ваших детей, их тренеров, докторов и других взрослых, которые хорошо их знают. Имена и номера телефонов, пожалуйста.
— Вы планируете с ними встретиться?
— Обычно в таких случаях можно ограничиться телефонным звонком, — он пошел по направлению к двери. — Возможно, придется запросить письменный отчет из школы. Я подумаю.
— Когда вы поговорите с Кикит и Джонни?
— Когда узнаю лучше вас и вашего мужа. — Дженовиц открыл дверь и встал около нее в ожидании.
Я взяла пальто и подошла к нему. Сюда я заходила через другую дверь, а эта вела сразу на лестницу, вероятно, для того, чтобы избавить нового посетителя от чувства неловкости при встрече с предыдущим. Поэтому никто не мог услышать моих слов. И все же я понизила голос:
— Дети не знают о вас. Что вы им скажете?
— Ничего из того, что мы обсуждали сегодня.
— Они не знают, что тут идет соперничество.
— Прекрасно.
— Я не хочу, чтобы дети боялись, что им придется делать выбор между нами.
— Неужели вы думаете, я заставлю их выбирать между отцом и матерью? Нет, миссис Рафаэль. Я не стану этого делать. Поверьте, я не настолько бесчувственный. Хорошо?
Я очень хотела верить в это и весь обратный путь из Бостона домой боролась со своими сомнениями. Если Дженовиц и считал себя чутким и деликатным человеком, то я не уловила в нем даже намека на эти качества. Он не был доброжелательным и понимающим, не пытался ободрить и поддержать. Он не мог не заметить, что я нервничала, но даже не подумал хоть немного успокоить меня.
77 
