ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Мода на невинность

Изумительно, волнительно, волшебно! Нет слов, одни эмоции. >>>>>

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>




  201  

Утром 22 ноября 1916 года Джека Лондона нашли в своей спальне без сознания с признаками отравления морфием. К вечеру, не приходя в сознание, он скончался. По словам доктора Томпсона, в эти минуты Чармиан больше всего была обеспокоена тем, чтобы его смерть не была приписана ничему, кроме уремии. Через день его кремировали и похоронили на холме у ранчо; это место он сам указал за несколько недель до ухода из жизни.

По сей день ведутся споры, было ли это самоубийство или случайная передозировка лекарства.

Джек Лондон прожил поистине сверхчеловеческую жизнь. За 16 лет своей литературной деятельности он написал 50 книг, бессчетное количество статей, проехал всю Америку с лекциями о социализме как совершенной форме мироустройства, не отказал ни одному человеку, кто просил его о помощи… Со всей страстностью своей натуры он пытался материализовать три своих великих иллюзии: брак «на разумной основе» со здоровым потомством, социализм и теорию сверхчеловека. «Разумный брак» отомстил ему отчуждением дочерей; социализм — поджогом его «Дома Волка», а с третьей иллюзией он расстался сам. Джек Лондон был человеком своевольных решений — материалистом. Когда жизнь стала покидать тело и он больше не ощущал себя сверхчеловеком — он убил свой дух.

Любовь Калюжная

Александр Александрович Блок

(1880–1921)

К концу 90-х годов XIX века на первые роли в русской поэзии начал выходить символизм. Русский символизм вобрал в себя самые разнообразные влияния, начиная от французских декадентов — Бодлера, Вердена, Метерлинка, Малармэ, английского эстетизма Оскара Уальда, индивидуалистической проповеди Ибсена и Ницше и кончая мистической философией Владимира Соловьева, романами Достоевского, поэзией Тютчева и Фета, идеями германского романтизма.

Можно проследить особую связь символизма с западным декадентством и выделить разные направления в русском символизме, но если говорить непосредственно о Блоке, то ключ к пониманию его поэзии и вообще к пониманию поэзии «второго поколения» русских символистов лежит в философии и лирике Владимира Соловьева. «Второе поколение», или младосимволисты — В. Иванов, А. Белый, Ю. Балтрушайтис, А. Блок, С. Соловьев — решительно отмежевываются от прежнего «декадентства».

Идее солипсизма, учению о беспредельной любви к себе, призывам к уходу в уединенный мир мечты и неуловимых настроений, пассивности, внежизненности, преклонению перед образом смерти и болезненно извращенному эротизму западного декадентства они противопоставляют идею соборности, активности, пророческого служения поэта, волевые стремления к проведению в жизнь своей религиозно-философской идеи.

«Милый друг, иль ты не видишь, что все видимое нами — только отблеск, только тени от незримого очами?..» «Все, кружась, исчезает во мгле, неподвижно лишь солнце любви…» Так пишет Владимир Соловьев и так ощущают жизнь и мир все младосимволисты. Владимир Соловьев выявляет образ «Царевны», мистической «Мировой души», «Софии», «Вечной Женственности», получившей свое высшее развитие в «Прекрасной Даме» Блока.

«Не событиями захвачено все существо человека, а символами иного», — писал Андрей Белый. И он же говорит: «Искусство должно учить видеть Вечное; сорвана, разбита безукоризненная, окаменелая маска классического искусства».

Сущность русского символизма формулировал Вяч. Иванов: «И так, я не символист, если не бужу неуловимым намеком или влиянием в сердце слушателя ощущений непередаваемых, похожих порой на изначальное воспоминание („И долго на свете томилась она, желанием чудным полна, и звуков небес заменить не могли ей скучные песни земли“), порой на далекое, смутное предчувствие, порой на трепет чьего-то знакомого и желанного приближения»… «Я не символист, если слова мои не вызывают в слушателе чувства связи между тем, что есть его „я“, и тем, что он зовет „Не — я“, — связи вещей, эмпирически разделенных, если мои слова не убеждают его непосредственно в существовании скрытой жизни, там, где разум его не подозревал жизни…» «Я не символист, если слова мои равны себе, если они — не эхо иных звуков».

Можно много размышлять о символизме, из которого вышел Александр Блок, но вспоминаются строки великого Гёте:

  • Теория, мой друг, суха,
  • А древо жизни вечно зеленеет.

Действительно, древо жизни, древо поэзии вечно зеленеет — можно не углубляться в теорию символизма, но получать величайшее наслаждение, нести всегда в своей душе гениальные стихи Блока, от которых жизнь становится словно бы жизненнее и полнее, и возвышеннее. «Под шум и звон однообразный…», «Ночь, улица, фонарь, аптека…», «О доблестях. О подвигах, о славе…», «О, я хочу безумно жить…», «Мы встречались с тобой на закате…», «Девушка пела в церковном хоре…», «Прошли года, но ты — все та же…», «Незнакомка», «О, весна без конца и без краю…», «Она пришла с мороза…», «Благословляю все, что было…», «Ты помнишь? В нашей бухте сонной…», «Похоронят, зароют глубоко…», «На улице — дождик и слякоть…», «Май жестокий с белыми ночами…», «Я пригвожден к трактирной стойке…», «На поле Куликовом», «Россия», «Осенний день», «Коршун», поэма «Двенадцать…». Эти и многие другие произведения Александра Блока несут в себе такую поэтическую мощь, красоту, так пронзительны, что, безусловно, признаешь — Блок самый знаменитый поэт XX века. Он возвышается не только над своими друзьями по символизму, но и над всеми русскими поэтами всех течений и направлений. С этим соглашались и Ахматова, и Есенин, и Клюев, и Пастернак…

  201