Стоя у дальнего конца стола, она проговорила:
– Папа, я уезжаю.
Дарден поднял глаза и изобразил непонимание.
– Откуда?
– Отсюда.
– Да, кое-что не меняется, – вздохнул он. – Когда ты была маленькой, ты по десять раз в неделю говорила, что уедешь отсюда. Потом говорила, что сбежишь. Ну же, девочка, уже пора повзрослеть.
– Я уже повзрослела, папа. Поэтому я и уезжаю.
Он откинулся на спинку стула и уставился на нее. Раньше ее начало бы тошнить от такого взгляда. Теперь она подумала о своем выборе и не отвела глаз.
Он запустил руку в волосы. За прошедшие шесть лет они заметно поредели.
– Мэри-Бет, дочка, не начинай все сначала. Ты – единственное, ради чего я вытерпел тюрьму. Не надо начинать с угроз.
– Я уезжаю сегодня же.
Он снова вздохнул.
– Хорошо. И куда ты собралась на этот раз?
Дженни уже научилась не обращать внимания на то, что он пытается обращаться с ней как с ребенком.
– Это неважно. Я просто хотела поставить тебя в известность.
– Да, ты права, куда – это неважно. Я везде найду тебя. Я отправлюсь следом и заберу тебя обратно.
– Нет, ты не сделаешь этого.
Теперь он нахмурился.
– Что с тобой сегодня?
– Я не могу больше. Я не могу больше этого выносить.
– Что выносить? Любовь моя, я же твой отец. Большинство девочек согласились бы лишиться руки, только бы их любили так, как тебя.
Дженни в этом сомневалась.
Он быстро встал и подошел к ней.
– Ну-ка, прекрати! Ты будешь делать и выносить все, что я скажу тебе! Ты моя, Мэри-Бет, моя! Я пошел ради тебя на одну проклятую огромную жертву. И ты никуда от меня не сбежишь!
В дверях за его спиной неожиданно появился Пит, знаками показывая, чтобы она уходила. Дженни видела его, но уйти пока не могла. Ей нужно было, чтобы Дарден понял, нужно было дать ему последний шанс. Она обещала это ему и себе.
– Папа, я не могу остаться. То, что мы делаем – это плохо. Это отвратительно.
– Отвратительно, что я люблю тебя? Отвратительно, что я живу ради тебя? Отвратительно, что я сказал им, что я один бил твою мать, хотя ты тоже это делала?
Дженни задохнулась. Произнесенные вслух, слова резали по живому, словно ножи. Они вскрывали ее изнутри и заставляли кровоточить все старые шрамы.
Она вновь бросила короткий взгляд на Пита. Когда она снова взглянула на Дардена, ее глаза были полны слез.
– Это была самооборона! Она бы убила меня, если бы я не остановила ее!
– Достаточно было ударить ее один раз, чтобы остановить. Один раз, чтобы она просто потеряла сознание. А ты ударила ее пять раз!
– Я не понимала, – всхлипывала Дженни, – не понимала, что делаю, я была в таком ужасе. – Ее плечи сотрясались, руки безвольно повисли вдоль тела. Никакое внушение не могло побороть страшной правды. – Она так избила меня и продолжала делать это, как будто не собиралась останавливаться никогда, поэтому я била ее, пока она не перестала двигаться.
– Ты убила ее, Мэри-Бет.
Дженни обхватила руками голову.
– Я знаю, знаю!
– Хочешь, чтобы я рассказал об этом шерифу? Или Дэну? А? Ты этого хочешь, Мэри-Бет?
Ее руки снова упали, но она подняла голову.
– Я хотела рассказать им об этом, когда все это случилось, только ты не дал мне! Ты заставил меня сидеть здесь, и рассказывать байки, и чувствовать себя виноватой за то, что это тебя посадили в тюрьму, и злиться, потому что ты сидел в тюрьме, когда это я хотела оказаться там, потому что я понятия не имела, что могу убить кого-то, и я понятия не имела, что еще я способна сделать, и это так пугало меня, что у меня все перепуталось в голове, а ты все равно не разрешил мне признаться!
Дарден подошел к ней еще ближе.
– Я пытался спасти твою невинность! В тюрьме они бы изнасиловали тебя сотню раз, и ты вышла бы оттуда развратной больной шлюхой! Дьявол, да я тогда и не притронулся бы к тебе! Поэтому я сделал это за тебя и сам отсидел там шесть долбанных лет, и все это ради того, чтобы ты уехала от меня!
Пит выглядел таким разгневанным, что Дженни думала, что он сейчас схватит Дардена и сделает с ним что-нибудь. Но тут он встретился с ней взглядом, и гнев отступил. Он указал ей подбородком на дверь. Она начала отступать в том направлении.
– Я уезжаю, – еще раз повторила она. Она просто не могла жить так, как хотел он.
Но он все еще продолжал спорить:
– Я взял на себя твою вину. Меня судили за преступление, которого я не совершал.
– Ты совершил преступление! – прокричала она. – Ты совершал их все время! Все время!