21 
Наутро Ника перевезла последние вещи и навсегда попрощалась с местом, где познала счастье и горе. Надо было начинать новую жизнь на новом месте.
Фотографию Андрея и Севы, ту самую, которая не дала ей умереть, Ника повесила на стену над диваном, потом села на этот диван и стала обдумывать, что ей дальше делать. Всю предыдущую жизнь ей советовали, подсказывали, помогали. Родители. Андрей. Ника, естественно, решала многое и сама, однако их мнение всегда влияло на ее выбор. И лишь теперь она окончательно поняла, насколько одинока. Отныне только от нее самой зависит, что с ней станет дальше. Только она может решить, что ей делать. И никто ничего не посоветует и не подскажет. Некому.
У Ники с Андреем так и не образовалось близких друзей. Ведь дружба взахлеб, с частыми встречами и перезвонами по несколько раз на дню, когда непременно хочется поделиться малейшими радостями или неудачами, — большей частью удел людей либо одиноких, либо не нашедших полного счастья в супружестве, когда за рамками семейной жизни остаются невыплеснутые эмоции и тайные мечты о чем-нибудь лучшем и недоступном. Эти мечты у каждого одиночества свои и сделать их общими немыслимо.
У Ники с Андреем все было общим. Проведенные вместе годы не стирали остроты их чувства. Они столь полно любили друг друга, им так хорошо было вместе, что вмешательство доверенных лиц не только не требовалось, но и представлялось им досадной помехой, и каждый день они с нетерпением ждали вечера, чтобы сперва оказаться дома втроем с сыном, а затем, уложив его спать, вдвоем.
Нет, они совсем не были затворниками. Им нравилось веселиться. Ходить в гости и самим принимать гостей. Они общались со множеством людей. С одними для души, с другими для дела. Но это были именно знакомые или приятели, а не близкие друзья или подруги, с которыми делишься самым сокровенным, а в критические минуты взываешь к ним о помощи.
Семьи не осталось, и друзей не оказалось. Наиболее близкими людьми были для Андрея Олег, а для Ники — Олеся. Однако Олег, поменяв ей квартиру, куда-то пропал. Нике никак не удавалось до него дозвониться. Поэтому она решила попытать счастья у Олеси. Последние деньги таяли. Надо было как-то устраиваться, искать работу. Однажды Олеся ей помогла. Может, еще раз удастся?
Они договорились встретиться. Когда Ника к ней пришла, подруга принялась охать и ахать. Слушая ее, Ника не могла отделаться от ощущения, что Олеся жалеет ее со скрытым удовольствием. Вот ведь, мол, как бывает, а у меня, к счастью, все хорошо.
— Я уж тебя не трогала, не звонила, — принялась объяснять она. — Думала, тебе в такой ситуации ни до кого. Вот и решила: подожду, когда захочет, сама объявится. Ой, Ника, как же мне тебя жалко! На одну голову столько несчастий! Ох, прости, не буду. Вырвалось. Давай-ка ты лучше расскажи, как сейчас живешь. Отдыхать никуда не ездила?
Ника смотрела на нее в полном ошеломлении и, видимо, поэтому Олеся немного смутилась:
— Ну, я думала, может, поехала куда за границу нервы полечить. Ведь можешь себе позволить. Чай, не совсем бедная. Тратишь-то теперь только на себя. А отвлечься тебе совсем не мешает.
— У меня сейчас другие проблемы, — покачала головой Ника.
— Что, уже замуж собралась?
Глаза у Олеси жадно блеснули в предчувствии сенсации.
— Как ты можешь! — воскликнула Ника.
Глаза у подруги потухли.
— А чего такого, — пожала плечами она. — Горе, конечно, есть горе, но какие наши годы. Кстати, подруга, если подвернется стоящий мужик, хватай. Потом поздно будет. Фактуру потеряешь. Так что лови момент. Между прочим, есть у меня один кадр на примете. Очень тебе подходящий. Хочешь, познакомлю?
Нику передернуло.
— Ой, да не кривись ты, не кривись. Добра ведь тебе желаю. От всей души. Ну что ты осталась одна, как березка в поле! Времена-то какие. Любой обидеть может. Надо мужиком подпереться. Не век же теперь по Андрею сохнуть. Нехорошо, конечно, так про покойника, но я тебе, Ника, и раньше сколько раз твердила: ненадежный он, как все красивые мужики. Слабый на поверку оказался. Вот мой что на рожу, что в душе — глыба. Где сядешь, там и слезешь. Только я с ним и управляюсь. Зато как за каменной стеной. А Андрей, сразу было видно, слабый мужик. Стержня в нем не хватало. При первом же испытании взял и сломался. И тебя одну кинул.
— Олеся, он попал в аварию!
— Не сломался бы, не попал. Видела я его после Севочкиной смерти. Глаза наизнанку. Говорит, а смотрит не на меня. Будто внутри у себя где-то копается. Я уж тогда сразу поняла: не жилец. Только тебе говорить не стала. Зачем зря расстраивать. Да и надеялась: вдруг очухается.
21 
