Меня словно мешком пристукнули.
– Живанши… – запинаясь, бормочу я и плюхаюсь на соседний сундук, потому что ноги вдруг подкосились. – Живанши Кутюр!
– Господи, – снова повторяет Люк. Он уже разрядил ружье, осторожно положил его на стул, на котором сидел раньше, и теперь заботливо склонился надо мной. – С тобой все в порядке?
– Нет, не все, – говорю я, хватаю его за рубашку и подтягиваю к себе, так что он вынужден опуститься на колени рядом со мной и его лицо оказывается совсем рядом с моим.
Он не понимает.
– Это вечернее платье Юбера де Живанши. Бесценное, уникальное вечернее платье от одного из самых оригинальных классических кутюрье в мире. И кто-то взял и завернул в него старое ружье… которое… которое…
Люк с тревогой смотрит на меня.
– И?
– Которое ПРОРЖАВЕЛО на нем!
Губы его отчего-то вдруг изогнулись. Он улыбается. Чему он улыбается? Он что, не понимает?!
– РЖАВЧИНА, Люк, – в отчаянии кричу я. – РЖАВЧИНА. Ты хоть понимаешь, как трудно вывести пятна ржавчины с такой тонкой ткани, как шелк? И посмотри, посмотри сюда… одна бретелька порвана. И подол – здесь тоже порвано… и здесь. Люк, ну кто мог сделать такое? Как можно было… УБИТЬ такое прекрасное платье?
– Не знаю. – Люк по-прежнему улыбается. Очевидно, до него так и не дошло.
Но зато он положил свою руку на мою, все еще сжимавшую его рубашку. Пальцы у него теплые и успокаивающие.
– Но у меня такое чувство, что если кто в мире и способен вернуть жертву к жизни, – продолжает он глубоким тихим голосом, который в тишине чердака кажется еще глубже и проникновеннее, – так это ты.
Его глаза кажутся такими темными и притягательными… как и губы, которые так и хочется поцеловать.
НУ ПОЧЕМУ У НЕГО ЕСТЬ ДЕВУШКА? Это нечестно. Нечестно.
И я делаю единственное, что можно сделать в данных обстоятельствах. Отпускаю его рубашку и отвожу взгляд.
– Думаю… – говорю я, опуская глаза и надеясь, что он не слышит, как колотится мое сердце. – Можно попробовать… Если ты, конечно, не возражаешь.
– Лиззи, – говорит Люк. – Это платье пролежало на чердаке уйму времени, с ним обращались не очень-то почтительно. Думаю, оно заслужило, чтобы достаться тому, кто сможет отнестись к нему с должным вниманием и заботой.
Так же, как ты, Люк! – хочется закричать мне. Ты тоже заслуживаешь того, чтобы кто-то окружил тебя заботой и вниманием. Кто-то с пониманием отнесся бы к твоей мечте стать врачом, а не тянул бы тебя переезжать в Париж, кто был бы рядом с тобой все эти пять лет учебы и пообещал бы никогда не превращать дом твоих предков в спа для постпластической реабилитации, даже если это обещает приносить больше денег, чем свадьбы.
Но, само собой, сказать этого я не могу.
Вместо этого я говорю:
– Знаешь, Чаз осенью едет в Нью-Йоркский университет. Может, если бы ты решил все же пойти на эти – как их там – подготовительные курсы, вы могли бы снять квартиру вместе.
Если, конечно, добавляю я про себя, Доминик не увяжется за тобой…
– Да, – говорит Люк, улыбаясь, – как в старые добрые времена.
– Потому что, – продолжаю я, тщательно следя за тем, чтобы держать свои руки подальше от него, например, на гладком шелке платья на коленях, – я считаю, если чего-то действительно хочешь – например, стать врачом, – надо идти к цели. Иначе, возможно, будешь жалеть об этом всю жизнь.
Люк по-прежнему стоит на коленях возле меня, и его лицо совсем рядом с моим – слишком близко, если он хотел просто утешить меня. Я стараюсь не думать о том, что мой совет – идти прямо к цели – вполне может относиться и к моему желанию поцеловать его. А ведь у меня может не быть другого шанса узнать, каково это.
Но целовать парня, у которого есть девушка, – это неправильно. Даже если эта девушка думает в первую очередь о своих интересах. Так могла бы поступить Бриана Дунлеви из «МакКрэкен Холла».
А Бриану никто не любит.
– Не знаю, – говорит Люк.
Мне кажется, или он действительно не сводит глаз с моих губ? Может, у меня что-то к помаде прилипло? Или – о боже! – у меня покрасились зубы от вина?
– Это очень серьезный, рискованный шаг, который может изменить всю жизнь, – задумчиво произносит Люк.
– Иногда, – говорю я, и сама не свожу глаз с его губ. Его зубы, кстати, совсем не покрасились, – приходится сильно рисковать, если мы хотим понять, кто мы такие на самом деле и зачем родились на свет. Вот, например, как я – бросила все, села на поезд и приехала во Францию, вместо того чтобы сидеть в Англии.