— Завтра. В первой половине дня. Довольна, дрянь? — и выскочила из комнаты, едва не снеся по пути продюсера, невесть как забредшего к нам на огонек.
— Экие порывистые особы у нас работают! — добродушно заметил продюсер и спросил: — А что это у вас тут так тихо, как на похоронах? Сценарий-то уже в производство ушел! Веселиться надо!
Чем мы, собственно говоря, тут же и занялись. Распоряжения высокого начальства мы всегда выполняли неукоснительно. А сегодня — так с особенным удовольствием.
* * *
Я лежала на подушке. Непонятно где. Но явно не в свой большой комнате, а где-то еще. Кое-как сфокусировав зрение, я поняла, что мой матрас и мое тело находятся на кухонном полу. Кухня моя, что уже отрадно. Значит, я там, где и должна быть. Адски трещала голова, в которой агонизировали обрывки воспоминаний о вчерашней вечеринке. Мамочки мои, как же хреново! И кто только придумал похмелье? Поймать бы этого добряка за шкибот, да влить в него деревенского первача. И посмотреть, каково ему после этого придется.
Плюхнувшись на четвереньки, я кое-как доползла до стены. За две минуты мучений эволюционировала от обезьяны до человека и с четырех конечностей переместилась на две, как и положено нам, прямоходящим сапиенсам. Потом, держась за стенку, двинулась в сторону ванной комнаты. Мне срочно требовалось прополоскать рот, поскольку по ощущениям было похоже, что там гадили кошки. Пардон за мой плохой французский.
Включив свет, пустив воду, и кое-как уцепившись руками за раковину, я подняла голову и посмотрела в зеркало. Ой, это что за пролетарское чучело?! Не знаю, кто ты, но я тебя умою.
Приняв столь мудрое решение, я переползла в ванну. Помыла голову, почистила зубы, и к концу добровольной экзекуции над собой даже почувствовала некоторое облегчение. Уф, еще полдня страданий, и бодун пройдет. Впрочем, не мешает это событие ускорить. Например, таблеткой альказельцера. Или хотя бы активированного угля в страждущий организм забросить.
Облаченная в махровый халат и тюрбан из полотенца, я поплелась на кухню, где уже мирно завтракали Машка и Тема.
— О, уже встала! А мы вчера, глядя на тебя, решили, что ты до полудня как минимум проваляешься. Чего в такую рань вскочила? На работу что ли надо?
— Не-а. Мы с сегодняшнего дня как обычно в негласном отпуске на минимальном содержании. Сериал-то дописан, а нового нам пока не дали.
— Тогда объясни-ка, милый ребенок, что ты сделала со своей прической? Вчера, когда ты приперлась с этим сооружением на голове, нашему бригадиру едва плохо не стало. Пришлось сказать, что это парик. А шатает тебя от усталости, а не с перепою. Ты уж, сделай милость, больше нас так не пугай. Мы-то с Темой ладно, люди привычные, а строителей твоими богемными выходками можно до кондратия довести. Что не с руки, поскольку им еще ремонт делать. Если ты этих до инфаркта доведешь, где я тебе новых найду? Сама подумай! И вообще — ты же вроде всегда фиолетовый цвет любила. Так с чего теперь в красный вырядилась, зорька ты наша пионерская?
— Зорька. Просто Зорька, — встрял «остроумный» Тема.
— Цыц, контра. На пионерию еще согласна, а вот с коровами меня не путай. И вообще хватит меня грузить, голова раскалывается. Плохо мне. Вот. Только не надо читать лекций про мой аморальный образ жизни и неправильное питание, умоляю!
— При чем здесь неправильное питание? Скорее уж неправильное питье.
— Опять ты за старое…
Конечно же, Тема жалеть меня не стал, и все то время, пока он не отправился в свою драгоценную лабораторию, измывался надо мной, как только мог. Машка пару раз попыталась его одернуть, но все без толку. К концу лекции у меня проснулась доселе благополучно дремавшая совесть, и начала поедом есть меня в унисон с Темкиными словами. Отчего на душе стало вдвойне муторно и противно. Друг, называется! Из самых лучших соображений в краску вгоняет! Ну ничего, пусть год придется ждать, пусть два — я все равно дождусь того момента, когда он сам будет в подобном состоянии. И как уж я тогда оторвусь… Все припомню. И сегодняшнее утро — тоже.
После ухода Темы пришли строители. Я старалась им на глаза не попадаться и вообще не мельтешить по квартире. Впрочем, мельтешить все равно бы не получилось, поскольку передвижения в пространстве давались мне пока с определенным трудом. Поэтому я сидела в библиотеке, уткнувшись лбом в стеллаж, и медитировала, ожидая, когда пройдет это мерзкое похмелье.
Но меня и здесь в покое не оставили. Дверь в библиотеку открылась. Вбежала Машка: