101 
Эрик растерянно хмыкнул:
– И мой отец тоже, как и Смизи.
– О да, наверное, – произнесла она с сомнением. – Но я не думаю о них как о мужчинах. Ну, то есть я знаю, что они мужчины, но на самом деле не думаю о них. Они просто… люди, – растерянно закончила она;
Эрик зачарованно смотрел на нее, понимая, что ему необходимо слышать такие слова.
– Ты объединяешь аббатису, моего отца, Смизи и Шамбли в одну большую группу – люди… Но обо мне ты думаешь как о мужчине.
– Не просто как о мужчине, но моем муже. О единственном мужчине.
– Единственном, – повторил он.
Покраснев, она кивнула.
– А что отличает меня от «людей»? – с любопытством спросил он.
Его брови приподнялись, когда ее взгляд резко опустился чуть ниже его талии.
– Это есть у всех мужчин, – с раздражением сказал он.
Она вздернула подбородок, спрыгивая с валуна.
– Меня это не касается, милорд. Меня волнует лишь то, что есть у вас. Потому что он мой.
Эрик вздрогнул:
– Твой?
– Ну конечно, – нетерпеливо сказала она. – И я не понимаю, почему это вас удивляет. Вы отдали мне себя в браке, а я отдала себя вам. Все ваше – мое, и наоборот, и это тоже. И позвольте мне сказать вам, милорд, – решительно добавила она, – я не настолько наивна, чтобы ничего не знать о прелюбодеянии. И хотя я во многом терпелива, но если я когда-нибудь только услышу, что вы делили вот эту мою собственность с кем-то другим, я непременно отрежу ее и водружу на каминную полку.
–А вот и мы. – Шамбли буквально ворвался на поляну. – Одежда для вас обоих.
– Я переоденусь в палатке, – заявила Розамунда, выхватывая у него из рук платье. – Надеюсь, вы присмотрите за моим мужем и он будет в безопасности.
– Конечно, – согласился Роберт, недоуменно глядя вслед Розамунде, когда она решительно зашагала к лагерю. – Я, кажется, пришел не вовремя?
– Хм… – Эрик рассеянно посмотрел на друга, и ело губы расплылись в глупой улыбке. – Нет, нет. Она думает о тебе как о «людях».
– О, наверное, это хорошо, – не очень понимая, сказал его друг.
– Да. А я для нее мужчина.
– Ты и есть мужчина, – сказал Шамбли, совсем не понимая, что за чушь несет Эрик.
– И она хотела водрузить мою плоть на каминную полку, – радостно заявил Эрик, быстро натягивая штаны, принесенные Робертом.
Тут Шамбли замер и осторожно спросил:
– И что, это хорошо?
– Да. Это означает, что она неравнодушна ко мне.
– Понятно, – медленно кивнул Шамбли. – Ну, если ты гак считаешь… Думаю, Розамунда вряд ли осмотрела рану у тебя на голове…
– Что? – Эрик нахмурился и выхватил тунику из рук друга. – Голова у меня в порядке.
– Конечно, – согласился Роберт и. задумчиво кивая, последовал за Эриком, который схватил меч я устремился к лагерю.
Глава 17
Вздыхая, Розамунда расхаживала взад-вперед по отведенной для них с Эриком комнате.
Они прибыли ко двору накануне, и тогда Розамунда была этому рада. Несмотря на то что она ни на минуту не отходила от мужа с тех пор, как он едва не утонул, произошло новое нападение. Но не на него. Это было невозможно теперь, когда они были начеку. Однако в последний день их путешествия враг, очевидно, отчаявшись, подложил иголку под седло Блэка.
План был очень тонко продуман. Пока седока не было, Блэк вел себя нормально, но едва Эрик вскочил в седло, толстая игла вонзилась коню в спину, и он встал на дыбы.
Эрика выбросило из седла, но, к счастью, он упал на епископа Шрусбери, иначе бы просто погиб. И конечно, никто не вздел чужака возле лошадей, и снова они не смогли обнаружить покушавшегося.
Так что все с большим облегчением вздохнули, достигнув Вестминстера, особенно епископ. Он довольно сильное ушиб голову, когда Эрик рухнул на него. Бедный епископ даже и не подозревал, что творится с конем Эрика, и поэтому был не готов к тому, что на него обрушится такой вес. Остаток пути священник был довольно раздражителен, и Розамунда решила, что его беспокоит голова. Он отправился в свою комнату, как только они прибыли, и даже не вышел к ужину.
Воспоминания о первом вечере при дворе заставили Розамунду горестно вздохнуть. Каким же испытанием он оказался для нее! Едва они сели за стол, Эрика кто-то позвал, и, извинившись, он направился к какому-то мужчине, оставив Розамунду одну. Через несколько минут рядом с ней усадили темноволосую красавицу с белоснежной кожей, с лица которой не сходило выражение крайнего презрения.
101 
