86 
Сначала Моску это позабавило, но потом его разобрала злость. Он схватил шоколадку и швырнул ее на улицу.
Когда они сошли с трамвая и направились к дому, Гелла сказала:
– Не расстраивайся, они приняли нас за немцев.
Но дело было не только в этом. Он испугался, словно и впрямь был немцем и как один из побежденных должен был с благодарностью принять этот жест благотворительности и унижения.
– Мы скоро уедем, – сказал он. – Я поговорю завтра с Эдди и попрошу его ускорить оформление.
Впервые за все время он почувствовал острое желание поскорее покинуть эту страну.
Эдди Кэссин ушел с лужайки загородного клуба, не зная толком, куда ему отправиться. Лежащий на траве Моска, голова покоится на коленях у Геллы, рука упирается в кремовую коляску – это зрелище было ему невыносимо. Он сел на трамвай и подумал: «Поеду-ка я к горилле». Это решение развеяло его грустные мысли, и он стал глазеть на девчонок, едущих в центр. На окраине города он спустился к реке, пересек мост через Везер и сел на другой трамвай, который повез его по Нойштадту. Он сошел на предпоследней остановке – перед тем как трамвай свернул к базе.
Дома здесь были не повреждены бомбежкой.
Он вошел в один из домов, поднялся по лестнице на третий этаж, постучал и услышал голос Элфриды:
– Одну минуту! – Потом дверь распахнулась.
При виде ее Эдди Кэссин всякий раз испытывал легкий шок. У нее была пухлая фигура, причем без одежды даже пухлее, чем могло показаться со стороны, тонкие лодыжки, узкие бедра и чудовищно огромная голова. На лице выделялись фиалковые глаза с красными, как у кролика, белками.
Войдя, Эдди Кэссин по привычке сел на диванчик у стены.
– Налей чего-нибудь, детка, – попросил он.
Здесь он держал целый склад спиртного. Это было надежно. Он знал, что Элфрида в его отсутствие не притрагивается к его запасам. Пока она смешивала ему коктейль, он с изумлением наблюдал за ней.
Да, голова явно великовата, волосы свисают мотками медной проволоки, кожа старая, с желтоватыми пятнами и крупными порами, похожа на высохшую куриную. Нос как-то размазан по лицу, словно его сплющили несколькими сильными ударами, а губы напоминают два кусочка говядины – правда, перед его приходом она всегда их подкрашивала светлой помадой. Пугающий портрет довершал отвислый подбородок и мощная нижняя челюсть. Но голос у нее был мягкий, мелодичный, и в нем даже слышались слабые отзвуки давно отцветшей юности. Она очень хорошо говорила по-английски, вообще имела способности к языкам и зарабатывала себе на жизнь переводами, устными и письменными. Иногда она давала Эдди уроки немецкого.
Здесь Эдди чувствовал себя уютно и спокойно.
Она всегда зажигала в комнате свечи, и Эдди, усмехаясь про себя, думал, что эти свечи находят здесь иное применение. У противоположной от двери стены стояла огромная кровать, а рядом с ней у другой стены – бюро с фотографией ее мужа, который, добродушно улыбаясь, обнажал ряд неровных зубов.
– Я тебя сегодня не ждала, – сказала Элфрида.
Она подала ему стакан и села на диван подальше от него. Она уже усвоила, что, если будет приставать к нему с нежностями, он встанет и уйдет, но, если она подождет, пока гость напьется как следует, он потушит свечи и потащит ее в кровать, и еще она усвоила, что тогда ей следует притворно сопротивляться.
Эдди, откинувшись на спинку дивана, пил и смотрел на фотографию. Ее муж погиб под Сталинградом, и Элфрида часто рассказывала ему, как вместе с другими вдовами она надевала траур в день памяти по немцам, павшим на Волге. Их было так много, что само слово «Сталинград» наполняло ужасом женские сердца.
– И все же, я думаю, он был педиком, – сказал Эдди. – Как это его угораздило на тебе жениться?
Он увидел, что она сразу заволновалась и опечалилась, как бывало всегда, когда на него находила хандра и он начинал ее подкалывать.
– Скажи, он с тобой хоть занимался любовью? – спросил Эдди.
– Да, – тихо ответила Элфрида.
– Часто?
Она не ответила.
– Раз в неделю?
– Чаще, – ответила она.
– Ну, может, он и не был совсем педиком, – рассуждал Эдди. – Но вот что я тебе скажу: он тебе изменял.
– Нет, – проговорила она, и он с удовлетворением заметил, что она плачет. Эдди встал.
– Если ты будешь себя так вести, я просто встану и уйду. Что это такое, ты совсем не разговариваешь со мной! – Он дурачился, а она это прекрасно понимала и знала, как ей надо реагировать.
86 
