- Не буду я тебе открывать, успокойся, все в порядке.
Я быстро приняла душ, умылась ледяной водой и покинула свой банный рай.
Шумахер, прижатый мною к боку, довольно раздувал крошечные ноздри: по квартире плыл удивительный запах, который может принадлежать только одному явлению: свиной отбивной с абрикосами и сыром.
Вадик поспешно снимал фартук, а на столе нахально красовались маринованные грибочки и домашнее лечо made by моя мама, брынза с оливками и кедровыми орешками и, наконец, две глиняные кружки, из которых валил нешуточный пар, который трудно было с чем-то перепутать. Грог! Тот самый, что, можно сказать, и сблизил нас с Вадиком десять лет назад.
Вино явно пронес под курткой, подлец, - у меня дома запасы спиртного не задерживаются.
- Ну и что? - спросила я. - Теперь я должна растаять от умиления и одарить тебя новой порцией своего доверия? А ты будешь стоять смущенно и скупая мужская слеза прочертит мокрую дорожку по загрубевшей щеке?
- Не щеке, а коже, - обиженно сказал Вадик. Тоже мне, художественный редактор.
- Вадик, Вадик! Не читай ты эти глянцевые журналы - там умных людей мало, в основном работают блатные и бездарные. И хорошего они тебе не посоветуют. Даже самые замечательные деликатесы (ах, удивите ее!) и сладкие воспоминания не заставят меня изменить решение. Впрочем, обед ты приготовил сам, так что - спасибо, сэкономил время. Давай ешь по-быстрому и гудбай, у меня очень много работы.
- Суров ты был, - саркастически сказал Ва-дик. - А вон, гляди, на какую речь пробрало - не такие уж и дураки в этих журналах пишут. Просто они имеют в виду нормальных женщин, а не ударенных жизнью писательниц.
- Вадька, меня не жизнь ударила, а ты…
Я пошла переодеться во что-то более подходящее для парадного обеда с грогом. Не стоило, наверное, быть с ним такой резкой. Неважно, что бывший, - все равно ведь родной человек. Господи! Десять лет спать рядом, драться из-за лучшей подушки, приносить друг другу чай к рабочему столу… Прятать подарки в квартире, утешать, рассказывать истории - просто любить, а потом: Аня, я пошел, потому что Маша… Радостная и счастливая собственной победой Машка, ее хищная рожица рядом с ним и… пустота, холод, умерший в одноминутье телефон? Тихое пьянство, выбегать на улицу, плакать, искать дорогу к заброшенной телебашне, не хотеть дальше и больше, почти не жить… Считать выкуренные сигареты пачками, не отвечать на звонки. Говорить:
- Я полюбила бы тебя, даже если бы ты был евнухом. Или девушкой.
И вот теперь - он приходит, его бросили, он приготовил обед, а я должна танцевать качучу от счастья.
Я рывком, как в кино, раскрыла дверцы шифоньера. Синхронно с моим движением с трех плечиков упали три кофточки.
На помощь явился Шуми. Он мягко запрыгнул в шифоньер и начал теребить погаными лапками кофточки. На борьбу с ним у меня ушло довольно много времени. Потом, я выбрала одну из кофточек, отряхнула ее от шумиковской шерсти и напялила, застегивая на ходу. Теперь джинсы, и хватит с него.
Подумав, я решила причесаться. Краситься не буду - Машка малюется, как портовая проститутка, я буду выгодно отличаться… Боже, о чем я думаю? Какая разница?..
Вадик сидел у стола, сгорбившись. При виде меня распрямил плечи. Я увидела, что у него на коленях - пачка листов.
- Ты не против? Я взял посмотреть.
Я глянула и обомлела. Он залез в красную сумку и выудил оттуда одну из Светиных папок.
- Вадик, ты забыл: я всегда категорически против копаний в моих вещах.
- Красиво говоришь! - радостно сказал Вадик и вернул мне листки. - К столу!
Во время еды мы оба молчали, впрочем, у нас и раньше была такая привычка. Мы никогда не жаловались на проблемы с аппетитом.
Загрузив в себя по паре отбивных в хорошей компании лечо и грибочков, я залила все это дело грогом, который Вадик успел подогреть. Мне вдруг показалось, что ест он слишком медленно. Время тянет, что ли? Вадик поднял глаза.
- Ань, а что это за материалы у тебя? Новая книжка?
- Ну да. - Я не любила обсуждать ненаписанное с чужими людьми. Исключение составлял только он, Вадик. Но теперь - фигульки, обратного пути нет.
- Расскажи, - попросил он и потянулся к кастрюле с грогом.
И я вдруг почувствовала, что мне хочется поделиться с ним моими мыслями, рассказать всю эту странную историю, которая как-то непонятно отражается во мне. Прорастает сквозь мысли.