После этого случая у Марухи появилась склонность к депрессии, обострившаяся в плену. Ее постоянно преследовала мысль о близкой смерти. Она отказывалась разговаривать и есть. Все раздражало: апатия Беатрис, грубость охранников, покорность Марины и ее почтение к тюремным порядкам. Словно еще один надзиратель, Марина одергивала Маруху, когда та храпела и кашляла во сне или ворочалась сверх меры. Если Маруха ставила стакан не на место, Марина тут же переставляла его, испуганно ворча: «Осторожно!» Маруха презрительно огрызалась: «Не суетись так, не ты здесь командуешь». Общая нервозность усугублялась еще и тем, что Беатрис целыми днями записывала детали их жизни в плену, надеясь на свободе рассказать обо всем мужу и детям, а это очень раздражало охранников. Кроме того, она начала составлять длинный список всего ненавистного, что находилось в комнате, и отказалась от своей затеи только тогда, когда поняла, что ничего другого в комнате нет. Услышав по радио, что Беатрис по специальности физиотерапевт, охранники поняли это слово как «психотерапевт» и запретили ей писать из опасения, что она отыщет научный способ, как свести их с ума.
Что касается Марины, ее раздражительность и низкопоклонство можно было понять. Появление двух новых пленниц она, по всей видимости, восприняла как нежелательное вторжение в принадлежавший ей одной мир, в эту приемную смерти, где она провела уже два месяца. Едва налаженные взаимоотношения с охраной теперь рушились. Не прошло и двух недель, как Марина вновь окунулась в ужас и одиночество прежних времен, которые ей с таким трудом удалось пережить.
Первая ночь, бесконечная и холодная, показалась Марухе самой ужасной. В час ночи, если верить Институту метеорологии, в Боготе было 13–15 градусов тепла, в центре и в районе аэропорта шел дождь. Маруха умирала от усталости. Заснув, она то храпела, то просыпалась от приступов нестерпимого кашля заядлой курильщицы, спровоцированного сыростью и ночным холодом стен. Как только она начинала кашлять или храпеть, охранники ногами толкали ее в голову. А напуганная Марина, потакая стражникам, грозила Марухе, что ее или привяжут к матрасу, чтоб не вертелась, или заткнут рот кляпом, чтобы больше не храпела.
Марина позвала Беатрис послушать утренний выпуск новостей. Это было ужасно. В первом же интервью, данном Ямиту Амату для «Караколь-Радио», Педро Герреро выплеснул на похитителей целый ушат провоцирующих оскорблений. Он требовал, чтобы они прекратили действовать исподтишка и вели себя как мужчины. Беатрис испугалась, предчувствуя, что эти оскорбления рикошетом падут на их головы.
Спустя два дня ладно одетый шеф боевиков, ростом под метр девяносто, ногой вышиб дверь и вихрем ворвался в комнату. Безупречный костюм из тонкой шерсти, итальянские мокасины и желтый шелковый галстук явно не соответствовали его черной маске и диким манерам. Коротко обругав всех охранников, он прорычал самому робкому их них, которого остальные прозвали Золотушный:
– Говорят, ты слишком нервный. Предупреждаю, нервные здесь умирают.
И тут же он набросился на Маруху:
– Я узнал, что вчера ночью вы всем мешали, шумели и кашляли.
Маруха ответила подчеркнуто спокойным тоном, который можно было принять за выражение презрения:
– Во сне я храплю и ничего не слышу, а сдерживать кашель не могу, потому что в комнате холодно, утром по стенам течет вода.
Однако начальник пришел не для того, чтобы выслушивать жалобы.
– Вы думаете, что можете позволить себе все, что захочется? Если ночью опять будете храпеть или кашлять, вам вышибут мозги одним выстрелом!
Потом он добавил, глядя на Беатрис:
– Или вам, или вашим мужьям и детям. Мы точно знаем, кто где живет.
– Делайте что хотите, – продолжала Маруха, – я не могу не храпеть. Хоть убейте.
Она говорила прямо и убедилась, что поступила правильно. С самого начала похитители рассчитывали грубостью деморализовать пленниц. Беатрис вела себя куда более робко, находясь под впечатлением резкого выступления мужа по радио.
– При чем здесь наши дети и какое они имеют ко всему этому отношение? У вас разве нет детей? – сквозь слезы спросила она.
Сбавив тон, начальник ответил, что есть, но схватка была уже проиграна: слезы помешали Беатрис продолжить разговор. Зато Маруха, наоборот, окончательно овладела собой и тут же посоветовала начальнику встретиться с ее мужем, если они действительно стремятся достичь какого-то соглашения.