108 
— Клюет? — спросила она, подбирая под себя ноги и прислоняясь к его плечу.
— Без тебя у меня ничего не получается. — Он нагнулся и быстро поцеловал ее. — М-м-м, как вкусно! Пожалуй, пусть червяк сам выкручивается из своего положения, а я между тем доставлю себе утреннее удовольствие прямо здесь на берегу.
Он повалил жену в густую зелень травы, перевернул на спину, пальцами нащупал пуговицу рубашки и расстегнул ее. Его смелые сверкающие глаза так и дразнили Сэм.
— А мы не умрем с голоду? — спросила она шутя, соблазнительно извиваясь под ним. Ее глаза блестели так же, как у него, если не ярче.
— Мы будем сыты одной любовью, — хрипло проговорил он, ловко расстегивая следующую пуговицу.
Сэм захихикала, когда он покусывал ее шею, по всему ее телу бежали мурашки.
— Не слишком питательная диета.
Его язык тем временем незаметно подобрался к ее уху и пощекотал его. Она взвизгнула и дернулась в ответ. Трэвис рассмеялся:
— Много ты понимаешь! Дай мне одну минуту, и я тебе докажу, что можно наесться до отвала.
— Хвастун!
— Тебе есть на что пожаловаться?
— Нет.
— Так я и думал.
Когда его усы легко, как крылья бабочки, коснулись ее губ, Сэм скорее догадалась, чем почувствовала, что он улыбается. Потом Трэвис отыскал ее губы и впился в них долгим поцелуем.
Солнце еще не осушило росу, но Сэм не замечала сырости. Все ее тело горело желанием. Она ощущала только жаркую страсть, когда Трэвис распахнул ее рубашку, обнажив прекрасную грудь. Утренние лучи омыли ее золотым сиянием, заиграли в кудрях красного золота.
Трэвис с восторгом отдался колдовским чарам. Ее тело жаждало его прикосновений, и он рад был доставить ей удовольствие. С ее помощью он тоже, как и она, освободился от всех одежд. Его губы жадно искали ее груди, сосали то одну, то другую; ее тонкие пальцы зарывались в жесткие светлые волосы на его груди, отыскивали и ласкали плоские соски, затерявшиеся в этих дебрях.
Раздираемый страстью, он глухо зарычал, и в ответ раздалось ее чувственное мурлыканье. Жадно ищущей рукой она поглаживала пульсирующую шелковистую неистовую мужскую плоть. Она извивалась в мучительном наслаждении под его искусными ласками, пока ей не стало казаться, что она сейчас закричит от невыносимого желания. И вот он уже был на ней, вошел в нее, переполняя ее страстью, а она подтягивала его ближе к себе, изгибалась, отдавала ему всю себя.
Все происходило нежно, как в раю, и горячо, как в аду. Длинные сильные толчки вели их обоих на вершину радуги восторга. На несколько волнующих мгновений они замерли на этой вершине, затаив дыхание в безумном предвкушении, и вместе преодолели пик головокружительной высоты, сверкающий в лучах солнца чистым золотом.
Опустошенные, они лежали в объятиях друг друга, постепенно возвращаясь к реальной действительности. Мир вокруг них медленно прекращал свое круженье. На деревьях все так же щебетали птицы, ярко светило солнце, квакали лягушки, стрекотал сверчок. В ручье плеснула рыба, и забытая удочка выгнулась и быстро поползла к краю воды.
— Ах, Боже мой! — закричала Сэм. — Трэвис, держи удочку! Клюет!
Очнувшийся Трэвис принялся за дело. Он вскочил и начал гоняться за неуловимой удочкой по берегу, голый, как Адам в раю. Но всякий раз, когда он делал решающий бросок, удочка ускользала от него. Наконец, разозлившись, он сделал отчаянный прыжок, чтобы схватить ее, но в» этот момент удочка исчезла в воде. Вместе с ней в холодный горный ручей упал и он.
Сэм никогда в жизни так не веселилась! Она просто не могла удержаться от хохота при виде того, как Трэвис гонялся за удочкой. Когда его голова со стучащими зубами показалась на поверхности и когда он торжествующе помахал пойманной добычей, у нее от смеха даже бока разболелись. Когда же Трэвис выбрался на берег, на крючке он держал прекрасную жирную форель, но вид у него было такой забавный, что у Сэм от смеха выступили на глазах слезы.
Представив себе, как он носился по берегу в чем мать родила, Трэвис тоже не удержался от смеха. С галантным поклоном он положил бьющуюся рыбку к ее ногам.
— Ваш завтрак, мадам! — с комичными ужимками возвестил он. — Но если ты заикнешься об этом хоть одной живой душе, я до конца дней буду это отрицать.
— Ах, Трэвис, — смеясь, сказала Сэм. — Ты еще не все знаешь. Самое смешное это то, что перед нашим отъездом я повесила записку на двери: «Уехали на рыбную ловлю». Вот кто бы знал, на какую! — И ее снова одолел приступ смеха. Да и потом в течение всего дня, когда она иной раз ловила его взгляд, они снова разражались оглушительным хохотом.
108 
