Последние отзывы

  42  

Сашенька яростно трясла цветную бутылочку, где пузырилась и булькала густая белая смесь.

"Хочешь покормить? Совсем нетрудно, на".

Я осторожно дала соску Петрушке, и он тут же прихватил ее ротиком видимо, проголодался не на шутку.

"Слушай, Глашка, может, останешься с ним сегодня? — Лоб сестры собрался в мучительную гармошку. — Я все объясню, просто у нас сегодня очень важный тренинг, Марианна Степановна обязательно просила прийти. Алеша будет дома, но он с ним не остается — боится".

Конечно, я согласилась, и окрыленная Сашенька помчалась одеваться торопилась, чтобы я не передумала.

Опустошив бутылочку, малыш заснул, кулачки у него были крепко сжаты. Я положила Петрушку в кроватку, а Сашенька носилась по комнате, укладывая в сумку тетрадки, карандаши, книжечки — студентка, да и только.

"У тебя уже есть "путеводная звезда"?"

Сестрица вздрогнула: "Конечно. Без нее на орбиту не попасть, а в новую расу — тем более… — Зеленые глаза вдруг засветились — Глашка, если бы ты знала, какой мир перед нами открывается! Марианна Степановна, она ведь каждый день говорит с Учителями, и они рассказывают, что осталось совсем немного…"

"До чего?"

Видимо, я была не слишком осторожна, спугнула Сашеньку, и она быстро прикончила разговор: "Ни до чего! Ладно, я поскакала… Смесь на кухне, памперсы Алеша покажет где. Приду в семь или восемь — самый край. Пока-пока!"

Малыш спал крепко, и я пошла к книжным полкам поискать себе чтение. Сняла с полки случайный толстый том без обложки, раскрыла его и ахнула: между страниц книги были заложены деньги. Тонкие купюры цвета патины, с каждой глядит надменный мужчина в белом парике. Несколько купюр успели выпорхнуть из книги, и я кинулась собирать их, под дикий колот сердца. Лишь только воткнула том на место, в комнату явился Лапочкин. Он зевал, но, видимо, уже выспался. Мне показалось, что он сильно похудел, и даже золотая цепь на шее словно бы истончилась.

"Спит?" — спросил Алеша.

"Спит", — сказала я.

"Я сейчас чай сделаю, — посулил зять. — Или водки лучше?"

"Да ты что? Здесь ребенок!"

Алеша вздохнул — ему явно хотелось водки, и отказ мой распечалил душу. Но я даже думать не желала о такой возможности: как можно пить рядом с крошечным малышом?

Лапочкин ушел на кухню, звенел там долго и бренчал — казалось, настраивается маленький оркестр. Наконец принес в комнату поднос с чашками и бутербродами. Мы принялись поглощать еду и делали это с жадностью, за которой укрывалось обоюдное смущение.

"Ты считаешь, Сашеньке идут на пользу эти занятия?"

"Какие занятия? А, «Космея»! Как тебе сказать…"

Малыш крепко спал под наши разговоры и не проснулся до самого Сашенькиного возвращения.

Она открыла дверь и вошла в квартиру медленно, с искусственным выражением лица. Такие лица рисуют принцессам маленькие девочки — круглые глаза, брови дужками, полуоткрытый рот.

"Сегодня великий день, — сказала Сашенька, не видя ни спящего сына, ни Алешу, ни меня, и все же обращалась она к нам — поскольку в комнате больше никого не было. — Теперь я знаю, как мне быть и что мне делать".

Сестра медленно прошла в спальню, она с такой бережностью несла прямую спину, как будто вдруг узнала — та сделана из фарфора.

Я боялась взглянуть на Алешу.

"Это нормально, — сказал он. — Через полчаса из комнаты выйдет обычная Сашенька".

"Алеша, разве ты не видишь: ее зомбируют!"

Из спальни понеслось пение — Сашенька тянула непонятные слова, раскачивая голос, как качели. Я вспомнила — «строки».

Лапочкин вздохнул.

"Я только что говорил тебе, Глаша, что люблю свою жену и разрешаю ей все, иначе… — Он резко сбросил громкость. — Иначе она со мной разведется".

* * *

Часом раньше Алеша рассказывал, что Сашенька подсела на доктрины Бугровой крепко, как на кокаин.

"С утра полчаса строки, потом лекции, днем опять строки, тренинги, вечером выходы на орбиту…"

"Алеша, ты же понимаешь, ни на какие орбиты она не выходит. Все это бред, ей просто снесли крышу!"

Лапочкин вздыхал: "Я не столь категоричен. И потом, Сашенька, она ведь как ребенок. Это просто новая игрушка, как стройотряды или этот… твой…"

Я быстро кивнула — ни к чему углубляться.

Алеша вдруг затрещал пальцами, как будто они были деревянные, — раньше за ним не водилось такой привычки.

"Если ей там хорошо, пускай ходит, чего там. Они, конечно, ерундой занимаются, но ерунда невинная! Правда, в последнее время эта ее Степановна просит все больше денег: то на "Путеводную Звезду", то на семинар, то книжечку помочь издать… Неужели я для Сашеньки, да не найду денег?"

  42