Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
63 
Батыр, мне казалось, не спал вообще — я видела в зеркале жесткие глаза и смятый, нахмуренный лоб.
Он еще не знал, что зря торопится — он уже опоздал к своему мальчику, хотя и ехали мы в одной машине.
Бесконечную дорогу, темные обрамления трассы и молчание спутников я помню ясно — как и однообразные картины, доступные взгляду: дальние огни, привязчивые автомобильчики, пытавшиеся обогнать джип…
Главное сохранилось в памяти разорванным, как старая газета.
Помню испуганно встрепенувшуюся маму, жаркое дыхание костра и Бугрову в драповом пальто, помню даже круглые бусы, дрожавшие на ее красном горле. Помню плач, детский, но не Петрушкин, и суетливые, надоедливые тени, и быстро упавшую ночь — словно бы на всех обрушился шатер. Батыр и крепыши куда-то делись, впрочем, слышно их было отовсюду — они производили столько крика, словно он копился в них все время нашей молчаливой дороги: так ярко напомнившей давнишние поездки с Кабановичем…
"Космея" откупила лагерь «Космос», и здесь, вблизи сакрального Алтая, должен быть выбран один ребенок — младенец мужского пола, Дитя Луны… Я заглядывала в каждую комнату, как опоздавшая студентка врывается в аудитории, разыскивая родную группу. Ведомая страхом, шла дальше, пока не обнаружила наконец своего мальчика — он лежал в кровати, держа в руке погремушку. Рядом суетилась немолодая женщина с валиком волос — кажется. Кажется, я ударила ее. Петрушка громко и горько плакал, я схватила его, вдохнула сладкую полынь волос и тоже заревела.
В Николаевск мы возвращались поездом, а Батыру пришлось остаться. Его сын Тимурчик, пятилетний мальчик и кандидат на роль мессии, пропал из лагеря, пока его мама путешествовала по орбитам. "Она должна была за ним следить или приставить к ребенку специального человека", — говорила Бугрова, заглядывая в глаза Батыру. Высокомерие смылось с ее лица в секунду — перед Батыром стояла виноватая грузная тетка, и рядом в истерике билась Жанар. Тимурчика искали несколько месяцев. Прочесывали лес, баграми шарили в реке, пока не выловили наконец труп маленького голого ребенка — он так изменился за эти недели, что опознать его не смогли ни мать, ни отец.
Мама вернулась через неделю после нашего приезда и громко рыдала под дверью. "Ну что такого случилось? — плакала она. — Духовная жизнь так важна для ребенка…"
ГЛАВА 23. INDULTO
Новость, неожиданно влетевшая в кабинет, взорвалась, как банка с перебродившими огурцами. Новость принесла Ольга Альбертовна, отчеркнув красными чернилами в сводке, и Вера так всматривалась в четыре жидкие строчки, словно хотела сдвинуть их с места глазами — будто индийский саду.
"Епископ Николаевский и Верхнегорский Сергий подал прошение о переводе на покой. Мнение Патриархии в отношении скандала, окончившегося столь бесславно для церкви, прояснится после второго выездного заседания комиссии Священного Синода — назначенной на 14 мая".
Странный финал для утихающего скандала. Главные исполнители давно скрылись из-под света юпитеров, пикеты растаяли вместе с последним снегом, а следы депутата Зубова терялись в московских переулках.
"Невелика потеря, — говорила Вера, — впрочем, Зубов оставил очень странное наследство. Отправил владыке официальную просьбу принять его имущество в качестве большого пожертвования. Так он и в монахи уйдет, не успеем глазом моргнуть!"
…Артем рассказывал Вере, как епископ отозвался о депутате. Он говорил: "Зубов сам пешка в чужих руках. И был ли он на самом деле, этот депутат? Может, мы его придумали, а?"
Потом владыка вдруг улыбнулся: "Зубов твой (да почему ж мой-то, горестно думал Артем) хотел нас озадачить. А мы возьмем да устроим в его особняке храм, и ты, отец, будешь его настоятелем".
Это было одно из последних распоряжений владыки — может быть, даже самое последнее.
…Николаевск принял новую церковную комиссию, и работала она куда быстрее первой: разбирательств почти не было, и отставку епископа Сергия приняли наверху.
Под прежние, ноябрьские, разоблачения жертвовали лучшие места на первых полосах. Расписываться в ошибках никто не спешил: а если и расписывались, то мелким почерком. Мне попалась на глаза махонькая заметочка в «Вечерке», набранная «нонпарелью»: "Разврат епископа не получил проверки".
Соседняя заметка в том же номере царапнула взгляд. Рубрика «Криминал». Семнадцатилетний Андрей Гавриленко повесился в николаевском казино, на ручке туалетной комнаты. Вера позвонила в казино — и перепуганная дирекция быстро переключила ее в прокуратуру. Андрей Гавриленко, который проходил свидетелем по «делу» епископа, был наркоманом, в последние месяцы почти не появлялся дома. Мать сказала, что Андрюша вдруг перестал таскать из дома вещи и несколько раз даже давал ей деньги. Пока не позвонили из казино…
63 
