26 
Кассандра невольно отстранилась, так как не могла бы поручиться, что в противном случае не пододвинется к нему совсем близко, влекомая его серебристым взглядом. На этот раз она остановилась у стеллажей красного дерева, заполненных книгами.
– Это фильм о ней, верно? – спросила она, оглядывая тома на полках – романы Френсис Тесье. – Даже когда она говорила о подарках детям.
– Да, верно. Хоуп что-нибудь рассказывала вам об этом?
Кассандра отвернулась от стеллажей и теперь смотрела прямо на него.
– Хоуп ни разу ни в чем не укорила мать, не произнесла ни единого критического слова в ее адрес. Она все еще страдает от боли утраты и не может ни понять, ни допустить, что ее мать была просто самовлюбленной тщеславной эгоисткой.
– Но не могли же вы узнать все это из одного фильма.
– Я читала ее романы. А вы?
– Нет.
– Хоуп тоже не читала – Френсис запретила ей. Она считала, что Хоуп еще слишком молода и невинна, чтобы читать подобные книги. Однако Френсис не нашла ничего лучшего, чем поделиться с семилетней Хоуп сведениями о ее отце.
– Неужели Хоуп было в то время всего семь? – удивился Чейз.
– Да. И она, конечно, знала, что Виктор не был ее отцом. Она называла его Виктором, но никогда папой или папочкой; вы оба называли его по имени. Но когда Хоуп исполнилось семь лет, она заинтересовалась тем, кого не знала и никогда не видела. Это было обычное детское любопытство. Френсис же с иезуитским коварством принялась просвещать ее на этот счет, вместо того чтобы придумать первую попавшуюся правдоподобную историю. Она рассказала Хоуп о том, что была зла на Виктора, который предпочел ей музыку, и о том, как в отместку она отправилась в Европу в поисках материала для своих романов; о том, сколько мужчин могли бы быть отцами Хоуп, а также какими красивыми и привлекательными они были, особенно те, кто, возможно, принадлежал к числу особ королевской крови.
Облако лунных лучей, венчавших теперь голову Кассандры, задумчиво качнулось, будто она представила воочию одного из прекрасных благородных друзей Френсис.
– Не исключено, что отец Хоуп действительно принадлежал к какому-нибудь царствующему дому.
– Не исключено, – согласился Чейз; теперь в его серых глазах сияла нежность. – Хоуп тяжело перенесла эти откровения своей матери.
Сноп лунных лучей решительно качнулся.
– Вовсе нет. Она была так невинна, что рассказы Френсис почти не оставили в ней следа.
– Не могу поверить, что Френсис посвятила ее во все свои приключения, – пробормотал Чейз. Его серые глаза стали колючими и льдистыми.
– Вы хорошо знали Френсис Тесье? – спросила Кассандра, снова принимаясь мерить шагами комнату. – И как насчет образа семейных ценностей, представленных в ее бестселлерах, где она демонстрирует все, включая и любовь? Похоже, она ни в чем не могла служить образцом и уж никак не могла быть экспертом в области чувств.
– О!
– Я хочу сказать, что любовь предполагает бескорыстие, готовность дарить доброту. Разве я не права? А ее персонажи – алчные, самодовольные, самонадеянные, особенно когда дело доходит до…
Она остановилась, и все в комнате замерло.
– Вы имеете в виду интимные отношения, секс? – Чейз был очарован ее пылкостью. Он с восхищением смотрел на босоногую трепещущую жрицу страсти с сияющими в лунном свете волосами, слушая ее рассуждения о любви.
Но, как только речь зашла о физической близости, эта пичужка сбавила тон и оробела.
– Скажите мне, какими, по-вашему, должны быть любовные отношения?
– Ну, я… – Кассандра смутилась и отвела глаза; ее темно-золотые ресницы затрепетали, прикрывая сияние ярко-синих глаз.
– Итак, вы считаете, что любовь должна быть нерасчетливой, бескорыстной, лишенной эгоизма?
– Да, – тихо ответила она, не поднимая глаз. – Я полагаю…
Она снова запнулась, потом, внезапно воодушевившись при мысли о Хоуп, подняла глаза и, уже не делая попытки отодвинуться, заговорила спокойно и уверенно, как если бы говорила с посторонним:
– Несмотря на одаренность Френсис, ее талант и умение придумать и изложить сюжет… ее книги оставляют ощущение пустоты.
– Должно быть, Хоуп чувствовала то же самое, будучи ее дочерью. Она что-нибудь говорила вам об этом?
– Нет, – признала Кассандра. – Во всяком случае, не в таких выражениях. Но…
– Ее полнота…
– Да, полнота, – кивнула Кассандра. – Еда была способом утешиться, успокоиться, избавиться от этой постоянной пытки. Впрочем, и это тоже было пыткой…
26 
