Особенно,... 
86 
Кассандра, маленькая, хрупкая, сидела среди пышных цветастых подушек. Но ни яркие их цвета, ни струящаяся волнами ткань не могли утешить ее, облегчить страдания никем не любимой маленькой ведьмы.
– Твоей вины в этом нет, – тихо, словно боясь причинить ей еще большую боль, сказал Чейз.
Кассандра нахмурилась, глядя на свое обручальное кольцо, и слышала только слабое эхо его слов и слов докторов, пытавшихся спасти ее крошечную девочку.
Не ваша вина. Не твоя вина.
– Ты не можешь этого знать, – прошептала она, обращаясь к изящным розовым бутонам, украшавшим кольцо. – Я пыталась сохранить ей жизнь, но…
Чейз осторожно приблизился к ней, к женщине, которую любил и которая была так беззащитна, лежа на плюшевых подушках с изображением ярких слив. Он протянул руку и дотронулся до нее.
– Вернись ко мне, Кассандра, – прошептал он, ласково проводя рукой по ее тонкой, гладкой коже. – Вернись ко мне.
– Чейз, – вздохнула она, и в этом вздохе затеплился проблеск надежды.
Чейзу показалось, что все в комнате осветилось, наполнилось восхитительным переливающимся туманом цвета шампанского, и этот танцующий золотой туман обещал появление радуг.
– Чейз.
– Я люблю тебя, Кассандра.
Она увидела его глаза, серые, затуманенные глаза, полные любви, – и по щекам ее потекли слезы, точно так же, как они текли в первый раз, там, среди кустов «шардоннэ». И она потянулась к этой руке, такой теплой, такой сильной. Она прикоснулась к нему.
Ее руки, на одной из которых красовалось украшенное розами кольцо, трепетно коснулись его губ, подбородка, щеки… его удивленных, по-новому засветившихся глаз, любящих, нежных…
– Скажи, Кэсси…
И она произнесла эти слова, – женщина, яростно защищавшая того, кто в ней нуждался, сделала это, как прежде сделал он.
– Я люблю тебя, Чейз, – прошептала она. – Я очень тебя люблю.
Они занимались любовью под радугами, которые висели над Черной Горой, и их объятия осеняли радуги, созданные ими самими. Радуги светились в ее глазах, больше не затуманенных тоской, обещая, что она будет отважно любить его и доверять его любви всегда.
Глава 23
Сан-Франциско, побережье Тихого океана Пятница, двадцать первое декабря
– Я так и знала, что ты дома и работаешь!
«Разумеется», – подумала Хоуп и нахмурилась.
– Сибил?
Голос в трубке действительно был очень похож на голос Сибил, но что-то в нем смущало Хоуп. Хотя если не принимать во внимание странные обертоны – ну просто вылитая Сибил, и все тут!
– Кто это?
– Некто пекущийся о том, чтобы правда восторжествовала и правосудие свершилось. Ведь и ты хочешь этого, Хоуп? Или я не права?
– Да нет, вы совершенно правы.
– Вот видишь. Он и мне причинил такой же вред. Он и меня изнасиловал.
– Кто вас изнасиловал?
– Робби. Кто же еще? Знаменитый Роберт Форест. Он изнасиловал меня так же, как Кассандру. Разница только в том, что он избил ее и оставил умирать, а я отделалась легким испугом.
Нет, все-таки этот голос был похож на голос Сибил. И эта манера растягивать слова…
– Простите, с кем я разговариваю?
– Мне известно все, в том числе и то, что спрятано в твоих записях, и твой номер телефона, не внесенный в городской справочник. Знаешь откуда? Из листка бумаги, запертого в ящике письменного стола Роберта. Ты стоишь в его списке, Хоуп, как и Кассандра, и еще какая-то женщина по имени Элинор, и доктор Аманда Прентис, и соседка Кассандры, автор мыльных опер.
Хоуп попыталась сосредоточиться, чтобы по возможности не выдать своих чувств.
– Вы сказали, что знаете все.
– Знаю. И даже то, что Николь солгала. Он заставил ее солгать.
– О чем?
– О ее дружбе с Кэсс, о том, что та будто бы посвящала ее в свои секреты, и о своем собственном местонахождении в три часа пополудни в праздник Хэллоуин.
– Так она не была в своем номере в «Бель-Эйр»?
– Конечно, нет. Она была в его доме в Малибу. Но из Малибу в Брентвуд можно звонить только по междугородной. Кассандра не звонила в тот день Николь, да и как она могла это сделать, если была при смерти?
– Возможно, вы и есть… Николь?
Этот шелестящий голос вполне мог принадлежать актрисе, разочаровавшейся в любовнике, ради которого она лгала в суде. Ей не стоило большого труда обратиться к Хоуп так, будто они были целый век знакомы. Собственно, они и в самом деле виделись в имении в то лето, когда Николь Хэвиленд восхищалась цветом волос Хоуп и допытывалась, как ей удается их так замечательно красить.
86 
