– Я знаю, это ты постаралась, – заявил он. – Когда благодарить – сейчас или потом?
Она сидела на полу своей квартиры, заваленная страницами текста и листками из блокнота с заметками. Довершал все это ноутбук.
– Будь рядом на площадке, этим и отблагодаришь.
– Это я тебе обещаю, – заверил он.
– Меня беспокоит Шелби Чейни, – пожаловалась Кэт и отхлебнула газировки из банки.
– А что такое?
– Она англичанка и для полицейского слишком уж красивая.
– Зато она великолепная актриса, – заметил Джонас.
– Это понятно, но…
– Может, тебе пересмотреть «Исступление»? По-моему, у нее чистейший американский выговор. Я организую просмотр.
– Я рада, что у тебя нет сомнений. Но все равно… Я уверена, что она будет ко мне придираться.
– С чего ты взяла?
– Не знаю, – жалобно проговорила Кэт.
– Перестань! – утешал Джонас. – Я тебя не узнаю, Кэт. Куда подевалась твоя задиристость? Ты же всегда сама все знаешь и умеешь! Где наша прежняя Кэт?
– Отпуск взяла, – буркнула Кэт.
– Пусть возвращается.
– А может, с ней связи нет! Может, она испугалась.
– Только не Кэт.
Он не стал рассказывать о подстраховке, придуманной Мерилом. Зачем зря нервировать девушку?
Через несколько дней, когда они снова корпели над текстом, подкрепляясь пиццей и вином, Кэт вдруг заговорила о своем былом пристрастии к наркотикам. Она сама не знала, что ее потянуло на откровенность. Просто захотелось облегчить душу, а Джонас прекрасно умел слушать.
– Ни за что к этому не вернусь! – объявила она, поеживаясь. – Но знаешь, меня преследует мысль, что наркоман – он как алкоголик, а поскольку алкоголизм – это навсегда, значит, я пожизненно наркоманка.
– Это разные вещи, – проговорил Джонас, не сводя с нее внимательных глаз. – Алкоголиками людей называют потому, что искушение на каждом шагу, а стоит один раз дать слабину – и пошло-поехало.
– Думаешь, с наркотиками по-другому? – Какой наивный! – Ты небось и травы-то не пробовал.
– Кэт, мы о тебе говорим, а не обо мне.
– Ну да, обо мне, – с горечью произнесла она. – О девчонке, сидевшей на героине и «крэке». – Она вздохнула. – Какая я была идиотка!
– А сейчас не тянет?
– Да ты что! С ужасом вспоминаю.
– Значит, тебе это уже не грозит. Ты же умная!
– Знаешь, меня ведь Джамп вытащил, – снова вздохнула она. – Без него я бы…
– Послушай, хватит тебе его благодарить. – Джонаса злило, что Кэт продолжает считать изменщика-мужа своим спасителем. – Ты была девчонка. Легко поддавалась влиянию. А теперь ты состоявшийся писатель и режиссер, и тебя уже с пути не собьешь.
– Спасибо, – тихо проговорила Кэт. – Должна признать, Джонас, ты как никто умеешь меня утешить. Ты мне как старший брат.
– Рад услужить, – ответил Джонас. Он все сильней привязывался к этой взбалмошной, талантливой девчонке, но надо было держать дистанцию: она, как выяснилось, видела в нем всего лишь брата. Хотя теперь, когда он официально работает с ней на картине, дистанцироваться будет нелегко. Джонас был счастлив возможности проявить себя в деле, ради этого он, собственно, и работал у Мерила, и, если все сложится удачно, он выйдет на новый виток в карьере.
Пора было отпраздновать начало работы. Накануне первого съемочного дня Джонас объявил, что ведет Кэт на ужин. – Нет-нет! – отпиралась она. – Мне сегодня всю ночь не спать. Мандраж жуткий. А потом полтора месяца ко мне лучше вообще не подходить. А после этого еще и монтаж…
– Именно поэтому мы с тобой идем в ресторан, – решительно заявил Джонас. – Я тебя веду на ужин, пока есть возможность.
– Ты что, не слушаешь меня? – застонала Кэт. – Я никуда не могу идти!
– Тебе же хуже.
Она бросила на него гневный взгляд.
– С каких это пор ты стал мной распоряжаться?
– С тех самых, как ты превратилась в примадонну, – огрызнулся Джонас.
Он повез ее в «Оранжерею», модный французский ресторан на Ла-Сьенега. Но в этом элегантном заведении среди разодетой публики обоим стало не по себе.
– Бог ты мой! – простонала Кэт, когда метрдотель усадил их за столик. – Официанты на меня смотрят так, будто я с Марса прилетела.
– Могла бы платье надеть, – проворчал Джонас, который, впрочем, уже привык видеть ее в джинсах, армейских ботинках и майке без рукавов. В случае Кэт одежда не имела никакого значения: она была столь хороша сама по себе, что даже в рубище и босиком оставалась бы самой красивой женщиной в зале.