67 
— Думала по-французски?
— Да. — Кэт немного помолчала, обдумав ситуацию опять же на французском языке, после чего медленно объяснила:
— Когда кто-нибудь говорит мне что-то по-английски, я автоматически — так мне кажется — перевожу слова на французский. И прежде чем что-либо сказать, я всегда сначала думаю об этом по-французски, а потом уже перевожу на английский.
— И то же самое ты сделала сейчас?
— Да, — вздохнула Кэтрин. — Временами я чувствую, как что-то теряю в переводе.
— В самом деле? Я так не считаю, Кэтрин. — Улыбнувшись девушке, Джеймс дождался ответной улыбки — слегка неуверенной, но очень милой, затем, чтобы развеселить ее своим, безусловно, «нечистым» французским и в надежде убедить Кэт, что последующее его предложение не имеет никакого подтекста, спросил:
— Voulez-vous[12] чашку горячего шоколада? Ты обязана ответить: «Oui»[13], — поскольку, отказавшись, не получишь настоящего наслаждения от ночного плавания.
— Alors, oui, merci[14]. — Глаза Кэтрин загорелись, и нерешительная улыбка растаяла. — Я приготовлю?
— Нет. Ты веди яхту.
— Я? Как?
— Иди сюда.
Джеймс уступил ей свое место, и Кэт ухватилась тонкими пальцами за ручки штурвала, еще теплые после больших ладоней этого сильного мужчины.
— А теперь, — наставлял Джеймс, глядя на полосу серебристого света, дрожащую на чернильно-черной поверхности воды, — просто следуй по лунной дорожке.
Предложение выпить горячий шоколад Джеймс намеренно сделал как бы невзначай, хотя и готов был спокойно, но твердо настоять на этом. Ему хотелось заставить Кэтрин принять хотя бы несколько калорий! Весь день Джеймс наблюдал, как Кэтрин, искусно притворяясь, что ест, в сущности, ни к чему не притронулась. Дожидаясь, пока закипит вода, он подумал, не приготовить ли блюдо из фруктов, сыра, копченого лосося и крекеров, имевшихся на борту в расчете на гостей, которые изъявят желание поплавать завтра. Но Джеймс решил не подавать изобильного блюда, дабы не смутить Кэт. Она должна выпить чашку густого, богатого калориями горячего шоколада, и для начала этого будет вполне достаточно.
— Рецепт моей матери, — сообщил Джеймс, вручая чашку Кэтрин. — Я добавил немного корицы.
— Спасибо. — Кэтрин отпустила штурвал и взяла большую горячую чашку. — Твоя мать… твои родители — очень симпатичные, приятные люди.
— Благодарю. Я тоже так считаю.
— Ты очень близок с ними, да?
— Да, очень. А как у тебя с родителями? — Джеймс, разумеется, заранее знал ответ на свой вопрос.
Из рассказов Алексы ему было известно о близких отношениях между скромными, талантливыми родителями и скромной, талантливой дочерью. Алекса поделилась с Джеймсом самыми сокровенными секретами своего сердца — секретами, которые поклялась никогда не открывать, особенно и прежде всего — Кэтрин. Его вопрос о родителях ничем не выдавал тайну Алексы; он задал его умышленно, поскольку считал, что о родителях Кэтрин может говорить проста, весело, со светящимися счастьем глазами. Но когда Кэт задумалась над вопросом, Стерлинг вдруг увидел лишь печаль и глубокую, очень глубокую боль.
— Кэтрин?
— Мы с родителями были очень близки, — тихо призналась Кэт.
— Но что-то случилось?
— Да. Что-то случилось. А потом я уехала в Нью-Йорк, и… — Со дня своего совершеннолетия она еще ни разу не говорила с Джейн и Александром. Кэт, естественно, писала, так как не хотела, чтобы они беспокоились. Но ее письма теперь были коротки, суховаты, без красочных описаний, словно излишняя многословность могла отнять у родителей время, а Кэтрин более не имела на это права.
— И ты скучаешь по ним.
— Да. Я очень скучаю.
— А родители об этом знают?
— Не уверена. Я думала позвонить и сказать им, но как-то…
— Полагаю, тебе следует как можно скорее позвонить родителям, Кэтрин. Мне кажется, им бы очень хотелось услышать это самое твое «скучаю».
Они плавали до полуночи. После того как Джеймс пришвартовал «Ночной ветер» к причалу и объяснил Кэтрин, как завязываются морские узлы, потому что ее это очень заинтересовало, они начали долгий подъем к дому.
«Ты можешь это сделать», — приказывала Кэтрин своему телу. Но, измученное ею, оно ответило предательством. Это был сокрушительный бунт: все изголодавшиеся мятежные клеточки организма закричали и запротестовали одновременно.
Легкие Кэт задыхались без воздуха, его катастрофически не хватало! Бешено колотящееся сердце готово было вырваться из груди и улететь, унося за собой поплывшее в тумане сознание.
67 
