24 
– В этом доме меня посещают не слишком приятные воспоминания.
– Вот об этом мне следовало бы подумать, – согласился Патрик, но тут же добавил: – Но ты же любишь это место, Дорис.
Ей жутко хотелось закричать во весь голос: «Да! Да! Я очень люблю этот дом, каждый его камешек, каждый самый нелепый уголок!» Но вслух она произнесла совеем другое: – О чем ты? Дом он и есть дом – понятие неодушевленное! – Внутри нее все протестовало: зачем ты кривишь душой? Дом – это Дом! Но она продолжила: – Наверное, мои чувства отличаются от твоих, ты живешь здесь всю жизнь, здесь жили несколько поколений твоих предков, а я относительно недавний и при том временный постоялец.
Патрик не протестовал, он подтвердил, что любит свое родовое гнездо, как любил его и отец.
– Ты же знаешь, Дорис, что он не променял бы Блэквуд ни на что другое. Его самолюбие тешило, когда про него говорили: «Это тот самый Ленокс из Блэквуда». Отец считал, что наш род ведет свое начало от одного из отцов-пилигримов, приплывших в Америку на «Мэй Флауэр». Но, как ни странно, при всем этом он совершенно не проявлял заботы о ветшающем поместье.
Дорис даже вздрогнула от неожиданности, услышав подобное обвинение.
Это Дейвид-то не проявлял заботы о Блэквуде? Что-то она не замечала за ним такого. Нет, он любил свой дом, и в нем при жизни Дейвида всегда царило оживление. Она стала вспоминать, как ей приходилось чуть ли не каждый вечер принимать самые разношерстные компании. Но все посещавшие их люди потрясали ее своим интеллектом и остроумием, с ними не приходилось скучать. Дом был открыт для гостей в любое время. Наверное, если бы не болезнь Дейвида, они не только принимали у себя, но выезжали бы сами и, конечно, путешествовали по свету. Ее мужа постоянно приглашали выступить в университетах многих стран мира, а раскопки, которыми он руководил, были обеспечены средствами вполне достаточно.
Патрик еще раз за короткое время огорошил Дорис.
– Знаешь, раз уж ты сама затеяла такой разговор, то я хочу сделать тебе одно признание. Мне предложено очень хорошее место, но ты никогда не догадаешься кем…
Ну да, очень трудно догадаться, кто этот благодетель! – зло подумала Дорис, ожидая, что он скажет дальше. И Патрик продолжил свои излияния.
– Честно говоря, я схватился обеими руками за это предложение и уже дал согласие. Почему ты молчишь, тебе что, это неинтересно?
Ответом ему послужила дежурная улыбка.
Слушая пасынка, она понимала, наверное, только каждое десятое слово. Впрочем, это было неважно. Важно то, что Брюс не обманул ее: Патрик уезжал из Блэквуда. Ее маленькому, недолговременному, но такому уютному очагу предстояло погаснуть.
Улыбаясь и согласно кивая, Дорис мучительно размышляла о том, как ей поступить в создавшейся ситуации. Возникающие мысли пугали ее и болью отзывались в сердце. Но как ни странно, были в душе и какие-то таинственные проблески неосознанного ликования…
4
Первый экзамен уже позади. Уложив в сумку самое необходимое, она закинула ее за спину и отправилась куда глаза глядят. Ей вовсе не хотелось присутствовать на смахивающей на вскрытие мертвого тела процедуре. Представители будущего владельца Блэквуда, осматривая дом, всюду совали свои носы, все разглядывали и ощупывали.
Она удивлялась себе самой – никаких особых эмоций все происходящее у нее не вызывало. На нее напало форменное беспамятство. Дорис словно начисто забыла все страницы своего не такого уж давнего прошлого. Да что там страницы, она не могла вспомнить ни единой строки!
Автоматически перемещаясь в пространстве, Дорис наткнулась на кого-то или что-то, как только повернула за угол.
– Простите, – машинально проговорила она, еще не осознав, что это не стена, а грудь оказавшегося на ее пути мужчины.
Блуждающая улыбка покинула ее губы, когда, подняв глаза, она увидела, кто поддержал ее, не дав упасть при столкновении. Брюс Кейпшоу! С того приснопамятного вечера минуло три недели. Но могло бы пройти и тридцать лет. Как ни гнала Дорис воспоминания, они навсегда до мельчайших деталей запечатлелись в памяти. Она помнила резкие черты его хищного лица, злые, безжалостные глаза. Да и сейчас она ощущала его взгляд более материально, чем твердые мышцы.
– О Боже мой! Это опять вы! – В тоне ее послышалась досада, но взгляд проследовал от твердого: подбородка к резко очерченным губам.
И сердце женщины забилось с перебоями, голова пошла кругом, а предательская слабость подкосила колени. У нее возникло ощущение, что Брюс, как колдун из легенды, высасывает из нее жизненную энергию. Она чувствовала себя совершенно беззащитной перед гипнотической силой, которую излучали его бездонные глаза и ироничная улыбка.
24 
