72 
Саймон чувствовал, как нарастающий гнев вытесняет угасающий пыл и замешательство.
— Я вам не Лестер, чтобы водить меня за нос! — проскрежетал он. — Пусть моя мать пляшет под вашу дудку, пусть мои слуги превозносят вас и подсказывают мне, как лучше вам угодить, но будь я проклят, если поддамся на их уговоры! Неудивительно, что ваш отец с такой готовностью проглотил весь абсурд, сочиненный моей матерью, и оставил вас здесь. Наверное, впервые с того дня, как вы появились на свет, он познал покой!
— Убирайтесь! — снова приказала Калли, протягивая руку к небольшой статуэтке — девушке с подойником. — Я видеть вас не могу! Если вы хоть на секунду подумали, что мне было приятно, когда вы меня целовали, вы глубоко ошибаетесь!
— О нет, вы не сделаете этого, — предупредил Саймон, видя поднятую статуэтку. Он схватил Калли за руку и притянул к себе с такой силой, что чуть не вытряс из нее душу. — А ну, ребенок, попробуйте сказать, что вам это безразлично! — прорычал он и снова впился ей в губы.
В мозгу немедленно прогремел взрыв — мощнее, чем если бы она нанесла свой удар. Но она выпустила оружие из рук, и статуэтка с глухим стуком приземлилась на ковер.
Саймон вдруг ощутил голод, требующий безотлагательного утоления. Их первый поцелуй не шел ни в какое сравнение с теперешним желанием обладать ею и никогда ее не отпускать. Поэтому когда она, пропустив ладони сквозь его руки, обняла его за спину, у него помутился разум.
Калли больше не была покорной и податливой, как прежде, — она возвращала назад то, что получала. Она прижималась к нему почти с яростью, стараясь приноровиться получше (но существовали ли еще на свете два человека, так подходившие друг другу?), позволяя ему проникать языком к ней в рот.
Саймон проворно переместил руки с ее талии вверх, скользнув на маленькую совершенную грудь. Ее дразнящая упругость заставляла его испытывать танталовы муки. Он легонько ущипнул соски сквозь тонкое платье. Вырвавшийся у нее вздох пришелся ему прямо в рот. Последовала дуэль двух языков, уносящая остатки здравого смысла, верно служившего им долгие годы.
Неизвестно, сколь долго продолжался стук в дверь, прежде чем Саймон его услышал. Калли, вероятно, пришла в себя тогда же. Они тотчас разомкнули объятия, пытаясь понять, что же произошло минуту назад…
— Что такое? — крикнул виконт в толстую деревянную дверь. С таким же успехом он мог спросить, какой сегодня день, месяц или год, потому что, похоже, забыл обо всем на свете и в данный момент не воспринимал ничего, кроме запаха и вкуса Каледонии Джонстон.
— Милорд, меня послала ваша матушка, — донесся с другой стороны двери голос Эмери. — Виконтесса просила передать, что она закрывает глаза, когда позволяют обстоятельства, но, прошу прощения, сэр, она сказала, что не собирается отправляться из-за вашего сиятельства в ад.
Саймон посмотрел на Калли, которая тем временем подошла к трюмо и теперь сидела на краешке пуфика с таким видом, будто только что пережила тяжелое потрясение.
— Мне лучше пойти, — тихо сказал он. Она только кивнула, отводя глаза.
— Мы должны поговорить об этом, как вы понимаете.
Она опять кивнула.
— В другое время.
И снова кивок.
— Я…
Калли вскинула голову и взглянула на него глазами, полными слез.
— Если вы скажете, что раскаиваетесь, я сниму с вас кожу столовым ножом, Саймон Роксбери!
Теперь пришла его очередь кивнуть, что он и сделал. Затем повернулся и покинул комнату, тихо закрыв за собой дверь.
— Все в порядке, милорд? — спросил Эмери, когда виконт остановился у двери, с запозданием сообразив, что его шейный платок почти развязан, потому что еще несколько минут назад Калли путалась в его складках своими пальчиками. — Виконтесса сказала, что юная мисс тоскует по дому и вы пошли к ней поговорить. Ведь она не уедет от нас, милорд? Мы все порядком к ней привязались. И к мистеру Пламу тоже.
— В самом деле? — сказал Саймон, с трудом веря своим ушам. Эмери всегда такой официальный — и вдруг такое отступление от правил.
— О да, милорд. Это правда. Мисс Калли внесла какую-то живинку в дом. И, простите меня за вольность, теперь ваша матушка меньше слоняется повсюду и не так сует нос в наши дела. Робертс особенно полюбил мисс Калли за то, что ее светлость постоянно с ней занята и у нее остается меньше времени подлавливать его. Действительно, будет жалко, если они уедут.
— Как давно вы в этом доме, Эмери? — Саймон лукаво посмотрел на дворецкого, чьи пространные речи не только шокировали, но и радовали его.
72 
