Особенно,... 
113 
— Ревнуешь?
— Удивляюсь.
— Он все чувствует, его не обманешь. Мы сумеем поладить. Значит, нужно доводить начатое до конца, — улыбнулся Левитин. — Игорь Левитин звучит гораздо лучше, чем Игорь Широков. Более душевно и как-то особенно трогательно. Да и тебе пора бы сменить фамилию, а? Что скажешь, Ксюша?
— Что я скажу? — Ксения перевела взгляд на букет. — Это от тебя?
— Ты еще сомневаешься?
— Этого не может быть. Почему через посыльного?
— Я должен был привыкнуть к мысли, что ты близко, что я все-таки нашел тебя. Прости — вас, — целуя малыша, ответил Левитин. — Я больше вас никуда не отпущу.
— Жизнь становится прекрасной. Со мной такого не может быть. Я не заслужила столько счастья, — Ксения смахнула слезы.
— Жизнь становится прекрасной, когда мы сами делаем ее такой. Ты не ответила на мой вопрос.
Ксения протянула руку, и Михаил взял ее, поднес к своим губам. Прикосновение сухих, горячих губ показалось самой изысканной лаской. Не нужны были признания в любви, обещания. Все было ясно без слов, их все равно будет мало. Они не смогут выразить всю глубину чувств, переполнявших обоих.
— Миша, я никогда не стану рассказывать тебе о том, что со мной было раньше, — вдруг резко произнесла Ксения.
— Да? Ну и слава богу. Я тоже хотел тебе в этом признаться. Так ты выйдешь за меня?
— Уважающая себя женщина не соглашается так быстро. По всем законам, я должна подумать.
— Согласен. К тому же у тебя есть время… до обеда.
— До обеда?
— Да, потому что потом мы едем смотреть нашу новую квартиру, потом во дворец бракосочетания — нужно ведь соблюсти формальности и подать заявление. Оттуда — в ателье, после выберем ресторан для банкета… Короче, жизненный ритм ускоряется.
— Мне не привыкать к этому.
— Прекрасно. Это прозвучало как «да» — улыбнулся Левитин и несколько раз потянул носом. — Кажется, мы горим!
— Молоко! — увидев остатки молока в кастрюльке, Ксения повернулась к стоящим в дверном проеме Михаилу и Гоше. — Все-таки, когда у меня было достаточно молока, с едой не было таких приключений.
Гоша начал потихоньку хныкать. Ксения собралась взять его на руки, но Михаил остановил ее.
— Мы, Левитины, справимся с наступающим чувством голода. Конечно, это не означает, что ты можешь рассиживаться. Еще молоко есть?
— Есть.
— Действуй, — Михаилу было так приятно видеть, как от каждого его слова глаза Ксении наполняются живительной энергией, ласковым светом. — И кстати, я бы тоже не отказался от чего-нибудь. Честно говоря, не помню, когда в последний раз завтракал.
Через несколько минут Гоша жадно пил из бутылочки свое молоко, а Михаил с удовольствием уплетал бутерброды, запивая их обжигающим чаем.
— Что, Ксюша? — увидев, как она пристально смотрит на него, спросил Левитин.
— Ничего.
— Я не могу есть, когда на меня так смотрят, — пытаясь подражать ее голосу, жеманно произнес Михаил.
— Ты помнишь?
— Конечно. Пока я тебя искал, я жил нашей встречей, представлял, как снова увижу тебя…
— Ты не разочарован? — и не давая Михаилу времени ответить, она отнесла малыша в кроватку.
Гошка, словно чувствуя, что взрослым нельзя мешать, молча занимался соской и своими пальцами. А Ксения, вернувшись на кухню, подошла к Левитину. Не поднимаясь, он усадил ее к себе на колени. Она осторожно провела ладонью по его тронутым сединой волосам. Сейчас этот мужчина казался ей самым родным, самым красивым. Она должна была сказать что-то очень важное. И слова сами собой полились, складываясь в настоящую музыку сердца:
— Ты никогда не пожалеешь, что я, а не другая женщина будет с тобой рядом. Мы вместе состаримся, вместе будем радоваться появлению внуков… И каждый прожитый день будем благодарить друг друга за счастье, которое мы не упустили. Знаешь, когда я была беременна, я прочитала столько книг, сколько за всю жизнь не читала. Одна из них мне особенно запомнилась. Почти каждую фразу из нее можно выписывать и вывешивать плакаты на улицах, чтобы люди читали, задумывались и поступали правильно.
— Что за книга?
— Паоло Коэльо.
— И что тебе запомнилось? — Михаил пристально вглядывался в ее уставшее и кажущееся еще более прекрасным, чем прежде, лицо.
— Когда человек чего-то очень хочет, вся Вселенная приходит к нему на помощь!
— Очень пафосно звучит.
— Ты не веришь? — не в силах скрыть досаду, спросила Ксения.
— Как не верить, ведь я нашел тебя… Мы теперь в долгу перед всей Вселенной.
— У нее нет должников. Главное — не растерять то, что сейчас кажется таким важным…
Левитин обнял Ксению, ощущая тепло ее тела, не веря в то, что происходящее ему не снится. Он так долго шел к этому дню. Порой руки опускались — поиск заходил в тупик, но наступал новый день, и надежда вновь оживала в его сердце.
— Миша! — Ксения вдруг отпрянула и, взяв Левитина за подбородок, пристально посмотрела ему в глаза.
— Что случилось?
— Миша, сегодня первое апреля.
— Ну и что из того?
— Ничего, — Ксения устыдилась того, что попыталась таким глупым образом усомниться в его словах. Она покраснела до корней волос, а потом, прикрыв рот ладонью, залилась безудержным смехом. Она не могла остановиться и, пряча голову на груди Михаила, смеялась до слез. Это было так заразительно, что сидевший с обиженной миной Левитин не выдержал и тоже начал хохотать.
Рядом в комнате лежал Гоша. Он уже засыпал, когда откуда-то издалека, сквозь приходящий сон, услышал громкий смех. Малыш открыл глаза, недоуменно поглядывая по сторонам. Он уже привык к тому, что во — время его отдыха в квартире становится тихо. Маленькое сердечко забилось быстрее, но волнение длилось одно мгновение. Малыш снова закрыл глаза и, улыбаясь, крепко уснул. Ему еще предстоит привыкнуть к переменам, которые вскоре должны произойти в его жизни. Это будут добрые перемены, когда ты занимаешь место в чьем-то сердце, отдавая в ответ свое.
113 
