81 
– Я же забыл про завтрак! – говорю я, заметив, что на барной стойке кроме двух чашек какао и наших рук ничего нет.
– Я поддержу любое твое решение, – говорит Светлана. – Может, действительно тебе пора сменить работу.
Она аккуратно спускается с высокого табурета.
– Трудно сидеть, я их придавлю, – говорит она, поглаживая животик.
Я переношу какао на столик у окна. К барной стойке я быстро привык, потому что через нее можно не только общаться, но и целоваться. Через столик не поцелуешься!
93
Киев. Декабрь 2015 года.
Коля Львович все-таки далеко не глуп и, если надо, может быть шустрее ежика во время брачного периода. Не успело на языке растаять приятное генеральско-коньячное послевкусие, как он тут как тут с рулоном бумаги. Разворачивает рулон – опять карта, только в этот раз ксерокопия, на которой масса разных стрелочек и кривых линий. Самая жирная линия начинается от Киева и заканчивается около Тернополя. Значит, это и есть маршрутная карта.
Я поднимаю на него глаза. Прищуриваюсь. Пусть как хочет, так и расшифровывает мой прищур.
– Знаешь, что самое главное? – после короткой паузы спрашиваю я его.
Он молчит.
– Чтобы никто не знал об этом полете! И чтобы ни одной маршрутной карты не осталось. Ни копии, ни оригинала! Ты понял?
Приятно смотреть, как от напряжения бегают мысли в его лобастой голове. Их бег так и прочитывается в подвижных, обеспокоенных глазах. Ох, как ему хочется понять, в чем дело.
– Ты понял? – спрашиваю я.
– Да, сделаю…
Отвечает он как-то заторможенно. И я начинаю подозревать, что и мой приказ может быть исполнен слишком медленно.
– На завтрашний вечер чтобы у меня в планах ничего не было. Я ужинаю с Майей Владимировной.
– Где? – испуганно спрашивает он.
– У себя. Дома.
Он с облегчением вздыхает. Но тут же ловит мой недобрый взгляд.
– Вы мне что, не доверяете?
– А как ты думаешь?
Коля Львович больше чем озадачен. Его лоб покрывается испариной. Глаза опять начинают бегать. Он понимает, что уходить сейчас – значит убегать. А если убежать, то вернуться можно только в качестве блудного сына. Да и то не известно, примут ли назад.
– Что мне сделать, чтобы доказать… Я готов доказать свою лояльность. Я ведь только ради вас все тут.
– Знаешь, – в моей голове созревает маленький планчик, – ты запер принцессу в башне.
– Что? – Его глаза округляются.
– Ты привел Майю Владимировну и поселил ее у меня за стенкой.
– Но так получилось.
– Дослушай! Она живет у меня за стенкой. Она какие-то свои вещи туда перевезла?
– Два чемодана.
– Так вот, дорогой Николай Львович, я хочу осмотреть ее жилище, но только в ее отсутствие. Понятно?
Обеспокоенность на его лице сменяется сосредоточенностью. Он, видимо, сразу начинает строить планы, прикидывает.
– Да, конечно. Это несложно. – Но все эти слова он бубнит, а не произносит, и при этом смотрит себе под ноги. Потом, наконец, поднимает взгляд на меня: – Я обязательно. Только узнаю у охраны, куда и когда она заходит… Да мы сами организуем какой-нибудь медосмотр по поводу… хотя бы эпидемии гриппа. Она ведь рядом с вами живет. Буквально в течение двух дней!.. И карты тоже уничтожим! Точно!
– Ну, будь здоров!
– Вам бы отдохнуть, – неожиданно говорит он уходя. – У вас очень усталый вид!
– Обязательно! – обещаю я ему в спину.
94
Киев. Май 1985 года. Пятница.
К предложению отметить развод в ресторане Мирина мама отнеслась спокойно, даже положительно. По крайней мере, именно так мне сказал Давид Исаакович, когда мы снова переходили Пешеходный мост. Опять светило солнце, только лучи его время от времени прерывались, натыкаясь на легкие облака с завихренными высоким ветром краями.
Он опять был в благородном «разводном» наряде. Едва заметно прихрамывал: туфли еще жали. Похрамывал, но спешил. В ресторан он опаздывать не хотел.
Отец Василий нас ждал у филармонии, а Мира с мамой стояли напротив, возле входа в гостиницу «Дніпро». Именно там и был заказан столик.
Илью, Федора и прочих своих знакомых старик решил не приглашать.
– Нечего нахлебников звать, – сказал он. – Тихо посидим, больше сами съедим. И в памяти все лучше сохранится, конкретнее.
Батюшка оказался тоже в костюме. В темно-зеленом. Теперь наш ужин можно было смело назвать костюмированным: все трое мужчин были в костюмах. Лариса Вадимовна к праздничному ужину подготовилась серьезно. Прическа, укрепленная множеством шпилек, возвышалась над ее головой, как некое подобие вазы с фруктами. Длинное черное платье из бархата с брошкой на груди. На руке – золотые часики на золотом браслете. Мира была одета попроще: белая блузка с кружевным воротничком и черная, чуть зауженная в коленях юбка.
81 
