Особенно,... 
21 
– Мой отец преуспевающий – да что говорить, известный кардиохирург. Я родился, когда он проходил практику в Сан-Франциско, живя там при больнице. Когда мне исполнилось шесть лет, у меня были две младшие сестренки, очень несчастная мать и отсутствующий отец.
– О… – тихо прошептала Уинтер. «Очень несчастная мать. Отсутствующий отец. Как и у меня, Марк».
«Что я сказал, что так тебя расстроило?» – подумал Марк и подождал. Но Уинтер молчала, и он продолжил:
– Мой отец заработал славу и богатство, чиня сердца, но только не дома, где он их разбивал. К тому времени как он утвердился и мог уделять время и нам, его брак распался, а дети оказались злыми и растерянными маленькими чужаками. – Марк позволил давним чувствам соединиться со словами. – Дома была настоящая война, сражение между матерью, которая была добром, и отцом и медициной, которые были злом.
Марк вздохнул, вспоминая, как все это виделось бесхитростным, обиженным юным глазам.
– Я окончил Беркли со степенью по коммерческому делу и стал работать брокером на компанию «Меррилл Линч» на бирже в Сан-Франциско. Это было прибыльно, легко, приятно и…
– Ты не был собой.
Марк кивнул, поразившись, что она поняла. Обычно, когда он рассказывал историю своего путешествия от акций и облигаций до владений Гиппократа, реакцией было непонимание, смешанное с ужасом. «Но… но… мне казалось, что со всеми этими группами одного диагноза и организациями медицинского обеспечения и страховками на случай небрежности врача медицина перестала быть такой… э… привлекательной. Разве вы не могли… разве по-настоящему удачливые брокеры не зарабатывают миллионы долларов?»
– Я не был собой, – мягко согласился Марк. – Я вернулся в Беркли, прошел заранее выбранные курсы и теперь получаю «Нью-Инглэнд джорнал» вместо «Уолл-стрит джорнал».
– И врачом ты чувствуешь себя на своем месте? – Уинтер уже знала ответ.
– Да. – Марк взял девушку за руку и, переплетя свои пальцы с ее, негромко продолжал: – Мне только нужно очень постараться, чтобы не… – Он остановился, подыскивая слова.
– Чтобы не повторить ошибку своего отца?
– Чтобы не поставить себя в положение, когда я могу причинить боль человеку, который мне дорог. Мой отец действительно совершил ошибку, подвергнув испытаниям молодую семью и ранив чувства своих детей, но не в его власти было повлиять на продолжительность своего отсутствия. У врача, особенно во время практики, когда ты и работаешь, и живешь при больнице, вся жизнь подчинена прихотям болезней. Как сегодня, когда я уже собирался уходить, чтобы повести тебя в Вествуд на ужин при свечах, в отделение первой помощи доставили трех человек, попавших в автомобильную катастрофу на шоссе Сан-Диего. Другая бригада травматологов оперировала человека с огнестрельным ранением, поэтому…
– Тебе пришлось остаться. Ты был нужен.
– Да. – «Я хотел остаться. Я хотел помочь».
Но было кое-что еще, от чего голос Марка сделался таким резким, когда он увидел Уинтер. Впервые Марк почувствовал, что разрывается надвое. Он хотел остаться и хотел уехать, чтобы быть с ней.
Эти четыре часа он провел с двенадцатилетним мальчиком, самым юным из пострадавших. У него был серьезный перелом бедра. Марк находился рядом с ним в отделении первой помощи, в радиологическом отделении, где ему срочно делали артериограмму, не оставлял мальчика до тех пор, пока им не занялся хирург-ортопед. Он не просто присматривал за ребенком – потеря крови уже была значительной, и из-за сломанной кости бедра возникла угроза жировой эмболии легких. Марк внимательно наблюдал за мальчиком, постоянно проверяя пульс, кровяное давление, частоту дыхания, уровень сознания. Но было еще кое-что, не поддающееся измерению и тем не менее нуждавшееся в постоянном контроле, – страх раненого ребенка. «Я буду жить? А что с моей мамой? Почему мне к ней нельзя? Почему так больно?»
– Я всегда должен быть готов к долгим, непредсказуемым часам, – тихо добавил Марк, – а еще больше – к эмоциональным нагрузкам.
Уинтер серьезно кивнула.
– Я потратил много лет, обвиняя отца в том, что он избегал нас намеренно.
– А сейчас?
– Мы нечасто видимся. Он вернулся в Хьюстон, женился на ком-то своего возраста. – Марк криво усмехнулся. – Мы никогда не будем близки, но моя злость… моя злость… ушла.
– А твоя мать? – нерешительно спросила Уинтер, думая о своей очень несчастной матери.
– Тут конец счастливый. После развода, как только сестры и я вышли из подросткового возраста, мама вернулась в школу. Последние десять лет она с удовольствием преподает в средней школе английский. Итак…
21 
