Особенно,... 
30 
И какие ей еще нужны были доказательства его абсолютной незаинтересованности, чем тот факт, что во время приема, который он устроил по приезде на Портмен-сквер, он договорился с друзьями, проезжавшими через Лондон на север, присоединиться к ним и посетить гробницу святого Эдмонда. Вернуться планировал только в тот самый день, когда девочки должны были быть представлены в свете.
Трикси прислонила лоб к холодному оконному стеклу.
– Шесть недель до того, как я увижу его, – тихо произнесла она.
Шесть недель постоянной головной боли: одеть Евгению и Елену, стараясь одновременно удержать от глупостей неосмотрительных, молодых и горячих Вилли и Энди; соблюдать тонкий баланс в отношениях с леди Эмилией, которая должна была продолжать верить, что Гарри влюблен в Трикси, но при этом не забывать подчеркивать, что это их общий секрет. Кроме того, она должна была умасливать Анжело, удерживать Пинча от запугивания вновь нанятых слуг и как-то ухитряться выполнить все задачи, которые Гарри записал для нее на ужасно длинном листе.
– Если бы только я перестала так переживать, думая о встрече с ним лицом к лицу, когда он наконец вернется на Портмен-сквер.
* * *
Шесть недель. Гарри закусил губу, раздраженно разглядывая кольца и другие мужские украшения. Шесть недель, и он сможет снова взглянуть в томные зеленые глаза Беатрис Сторбридж и увидеть в них… что? Ненависть? Отвращение? Пренебрежение? Боль? Разочарование?
Он подошел к кровати и тяжело опустился на край, проклиная себя, что отпустил камердинера. Если бы в комнате был его слуга, он не позволил бы меланхолии захватить себя. Лучше было оставаться чем-то занятым, двигаться вперед, чтобы не оставалось времени задуматься. Чтобы не было времени для воспоминаний.
Он увидел боль в ее глазах, и это чуть не уничтожило его. Теперь он это знал. Этот поцелуй, о, ужасное время слабости, разрушительный, поучительный, безумный, потрясающий поцелуй, как он понял, был единственным самым глупым действием за всю его жизнь.
Конечно, она тоже частично была виновата в случившемся, не уставал напоминать себе Гарри. Кроме того, он был мужчиной, а мужчины с незапамятных времен смягчают свое чувство вины знанием, что не существует абсолютно невиновных женщин. Но он так сильно скучал о руках Трикси Сторбридж.
Даже самый жесткий судья должен был бы сказать, что ситуацию, в которой сейчас находился герцог, можно было описать как историю с большим жирным сорняком, корень которого крылся в преследовании Майлса Сомервилля. Сорняком, удобренным глупыми действиями Уильяма и его легкомысленного товарища Эндрю, а Трикси с ее угрозами и шантажом по собственному желанию стала главным садовником этого самого сорняка.
Герцог отошел от кровати и приблизился к огромному окну, выходившему в восточный сад лорда Харгрува, естественно, без единого сорняка.
– Ни в чем из того, что произошло, нет моей вины, действительно нет. Я хотел отомстить за моего отца так, как это сделал бы любой сын. Но если моя попытка провалилась, должен ли я и дальше раздумывать о мести? Должен ли я направиться в Ирландию, чтобы столкнуться там с Сомервиллем? Разве меня когда-либо привлекала идея найти наслаждение таким странным способом, таким страшно запутанным путем? Нет. Честно говоря, меня это не привлекает. Я воспринял это разочарование как мужчина и вернулся домой, чтобы узнать, что мой любимый брат в своем неведении стал мишенью жестокого шантажа. – Герцог вздрогнул, когда последние слова повисли в воздухе. Они звучали не совсем верно, не совсем честно. – Ну, возможно, не совсем жестокого. «Безумный» – вот, наверное, более правильное слово. – Он мягко хмыкнул: – Возможно даже, это изобретательный шантаж.
Проскакал одинокий всадник, едва видимый в наступавших сумерках. Это напомнило герцогу о том, что скоро зазвонит гонг к обеду, и он вернулся к шкатулке, чтобы выбрать кольцо с печаткой.
– Неважно, сколько времени это займет, но я совершенно точно устраню ее, эту угрозу, – утешал он себя, снова возвращаясь к мысли, как он поменялся ролями с Трикси, разрушив ее мечту об отдыхе на природе за его щедрое вознаграждение.
– Если бы она только выбросила это из головы. Но нет, – произнес он в раздумье, надевая кольцо на палец, – она этого не сделает… или? Она хотела завладеть моим хозяйством, выставить меня идиотом перед лицом брата, а затем измучить меня в моей же собственной комнате рассказами о невинном катании и о том, что я во всем виноват. Я должен был задушить ее своей подушкой!
30 
