Одна радость и надежда — Валюша. Отрада осиротевшему сердцу, награда за бессонные ночи, ответ на каждодневные молитвы. Смотрела Стеша, как растет дочка, и все больше понимала, что не хочет для нее такой судьбы. Нечего ей с ее светлой головой делать в их умирающей деревне. Хватит, что сама спину от огорода не разгибала, на работу вставала чуть свет, забыла, что значит быть женщиной. Куда уж тут об этом думать! Хоть и не белоручку вырастила, с малых лет помощница у нее всем на загляденье. Но дальше нужно все менять. Ее отец не пустил в город. Тогда время другое было, да и что теперь вспоминать. Родительское слово раньше не обсуждалось, принималось безропотно и все. Иногда начинала Степанида фантазировать: что, если бы уехала она десять лет назад из деревни? Как бы сложилась ее судьба? Представляла она себя не в вечном халате и переднике, с косынкой на голове, а в красивом платье, с прической и маникюром. Кавалеры бы добивались ее внимания, а она бы играла ними, посмеиваясь в душе. Другая жизнь, другие заботы. «Господи, что это за наваждение?» — встрепенулась испуганная женщина, мигом прогнала ненужные мысли. Для чего ей все это, если не будет рядом зеленоглазой Валюшки?
А время пролетело, и не успела Степанида опомниться, как окончила дочка школу. На выпускном вечере учителя наперебой хвалили прилежную ученицу. Аттестат со всеми отличными отметками был тому подтверждением. Все она успевала: и на ферме матери помочь, и дома за хозяйством следить, и уроки приготовить без напоминания. По ночам книжки о любви читала, а мечтала стать врачом.
— Может, на ветеринара выучишься и в родной колхоз вернешься? — спрашивал Ермолов — председатель сельсовета.
— И животных я люблю, но хотелось бы людей лечить. Помогать им справляться со своими болезнями, — улыбаясь, отвечала Валюша. — Для начала поступлю в медучилище, поработаю, а там и в институт попробую.
— От чего же не сразу в институт? — удивился Ермолов.
— Да что вы! Там конкурс такой, что нам, деревенским, не прорваться.
— Здесь знания решают. Степанида, ты-то что молчишь? Уверенности девчонке не хватает явно. — Уставшая Стеша отмалчивалась. — Впрочем, вам решать, что я со своими советами? Удачи тебе, девочка, Бог даст, все у тебя сложится хорошо.
— И я того же мнения. Спасибо за пожелания.
Бойко говорила девушка, а у самой внутри все переворачивалось, как только задумывалась о том, что придется одной жить в незнакомом городе. Никогда раньше не покидала она родных мест так надолго. Из села уезжала несколько раз на олимпиады по физике, химии, русскому языку. Ермолов выделял свою машину, и все ее впечатление от города ограничивалось видом из окна автомобиля, а потом — из аудитории, где проходили олимпиады. Все ей там казалось диковинным. По другим правилам живут там люди. Иной ритм, иные заботы. Валя не могла себе представить, что не нужно будет вставать в четыре утра, кормить скотину, перекусывать на скорую руку и идти с мамой на ферму. А потом в школу, отучиться, прибежать домой и, сделав уроки, готовить ужин, наносить воды. Господи, и не перечесть всего, что, бывало, приходилось сделать за день. Многие ее подружки росли, не зная такого тяжелого труда, хотя в деревне дети намного раньше считаются взрослыми и приучены к работе с малых лет. Просто у большинства были и мать, и отец, и деды с бабами, а у Валюшки — только мама. Прошло время, когда девочка тайком от всех плакала на сеновале. Сколько раз называли ее байстрючкой некоторые одноклассники, казалось, давно должна привыкнуть, а не получалось. Только слезы свои девочка скрывала больше всего от матери: нечего ей знать, что немного ее горестей и дочке досталось. Валюшка вытирала мокрые щеки, тяжело вздыхала и погружалась в какую-нибудь работу. Это лучшее средство от дурных мыслей и жалости к себе. Она привыкла к такой занятости, не считала, что слишком перетруждается. Всегда понимала, что должна изо всех сил помогать маме. Тем более, когда они остались одни. Как-то теперь управится она без нее? Дел не станет меньше, а еще одна пара рук уезжает. Мысли роились в голове девушки, не давали покоя. Когда настал день отъезда, Валя загрустила.
— Никуда я не поеду, — заявила она матери, помогавшей ей укладывать вещи в дорожную сумку. Степанида села, положила ладони на колени. Глаза беспокойно забегали по дощатому полу, словно искали что-то. — Что это я надумала? Оставить тебя здесь одну, а я буду королевной по городу ходить, за партой сидеть? Мне и так в деревне работа найдется, а врачей и без меня хватает.