65 
Осторожно и вяло мудрые члены палаты общин, полагая, что если они и не являются французским третьим сословием, то по меньшей мере представляют собой совокупность индивидов, претендующих на какое-то наименование подобного типа, решают после пятидневного обсуждения выбрать соответствующую Комиссию, хотя и с условием не поддаваться на убеждения; шестой день уходит на ее выборы; седьмой и восьмой - на согласование форм встречи, места, часа и т. п.; таким образом, лишь к вечеру 23 мая Комиссия дворянства впервые встречается с Комиссией общин, причем духовенство играет миротворческую роль и принимается за невыполнимую задачу - убедить членов Комиссии от палаты общин. Второй встречи, 25 мая, оказалось достаточно: общины не склоняются на убеждения, дворянство же и духовенство стоят на своем. Комиссии расходятся, каждая из палат настаивает на своих требованиях.
Так прошло три недели. В течение трех недель ополчение третьего сословия с видным издалека знаменем-гонфалоном стояло как скала, неколебимое ветрами и ожидающее, какие силы сплотятся вокруг него.
Можно представить себе, какие чувства охватили двор, как совет сменялся советом и как вихрилась безумная суета, лишенная животворной мысли. Искусная налоговая машина была уже собрана, воздвигнута с неимоверным трудом, а теперь стоит с приведенными в готовность тремя элементами - двумя маховиками, дворянством и духовенством, и огромным рабочим колесом, третьим сословием. Оба маховика плавно вращаются, но - поразительное зрелище! огромное рабочее колесо стоит неподвижно, отказывается пошевелиться! Искуснейшие конструкторы ошиблись. Да и, придя в движение, как будет оно работать? Это ужасно, друзья мои, ужасно во многих отношениях, ведь можно заранее сказать, что никогда оно не станет собирать налоги или молоть придворную муку. Неужели мы не могли продолжать платить налоги вручную? Монсеньеры д'Артуа, Конти, Конде (их прозвали дворцовым триумвиратом), авторы антидемократического "Мемуара королю" (Memoire au Roi), разве не сбылись ваши предсказания? Пусть они с упреком качают гордыми головами, пусть выхолостят свои скудные мозги, но искуснейшие конструкторы сделать ничего не могут. Сам Неккер, даже когда его выслушивают, начинает мрачнеть. Единственное, что представляется целесообразным, - это вызвать солдат. Два новых полка и один батальон третьего уже пришли в Париж; другие можно поднять на марш. Да и вообще при всех обстоятельствах хорошо иметь под рукой войска; хорошо бы и командование отдать в надежные руки. Пусть будет назначен Брольи, старый маршал герцог де Брольи, ветеран и приверженец строгой дисциплины с твердыми устоями фельдфебеля - на такого можно положиться.
Потому что, увы! ни духовенство, ни даже дворянство не являются тем, чем они должны были бы быть - и могли бы быть, когда опасность угрожает со всех сторон, - едиными, цельными. Дворянство же имеет своего Катилину, или Криспена д'Эпремениля, мрачно пылающего жаром отступничества; своего неистового Бочку-Мирабо; но, кроме того, оно имеет и своих Лафайетов, Лианкуров, Ламетов, наконец, своего герцога Орлеанского, навсегда порвавшего с двором и лениво размышляющего о крупных и крупнейших трофеях (разве и он не потомок Генриха IV и возможный наследник престола?) на пути к хаосу. И у духовенства, где столь многочисленны приходские священники, тоже есть перебежчики - уже две небольшие группки, во второй из них - аббат Грегуар. Более того, поговаривают, что целых 149 человек из их числа готовы переметнуться всем скопом, их удерживает только архиепископ Парижский. Похоже, что игра проиграна.
Посудите же, могла ли Франция, мог ли Париж оставаться равнодушными все это время! Из дальних и ближних мест идет поток обращений, и наша палата общин наконец консолидировалась настолько, чтобы вскрывать письма и даже придираться к ним. Например, бедный маркиз де Брезе[208], старший камергер, церемониймейстер или как там называлась его должность, примерно в это время пишет о каком-то деле, связанном с этикетом, и не находит ничего дурного в том, чтобы заключить письмо словами: "Монсеньер, искренне преданный Вам..." "К кому относится эта искренняя преданность?" -вопрошает Мирабо. "К старейшине третьего сословия". "Во Франции нет человека, имеющего право писать так", - возражает Мирабо, и галереи и мир не удерживаются от рукоплесканий. Буйный де Брезе! Эти члены палаты общин вынашивают давнюю неприязнь к нему, да и он с ними еще не рассчитался.
65 
