77 
Рабочий день прошел спокойно – никакого тяжелого понедельника, все как обычно. Только медсестра по-прежнему грустна и подавлена. В глазах тоска и отрешенность. Алисе тяжело было видеть, как страдает эта милая женщина. Наверняка в ее семье что-то неладно. На вопрос о сыне Валя ответила, что с ним полный порядок. В какой-то момент она словно сбросила с себя вялое оцепенение и снова стала такой, какой Алиса впервые увидела ее: жизнерадостной, улыбающейся, спокойной. Она говорила о Димке, вспомнив несколько курьезных случаев, связанных с проявлениями его самостоятельности. Алиса смотрела на Валю и завидовала ей.
«Вот она светится от счастья, когда говорит о своем сорванце. Она даже не понимает, насколько она счастливая женщина. Она любит своего мужа и растит его ребенка, в котором души не чает. Когда же это чувство станет понятным и мне? Я хочу детей. Как хочу! Не одного, а двоих, лучше троих. Господи, подскажи, сделай знак, когда мне суждено получить это чудо? Какое счастье – вот так запросто говорить о своем сыне. Наверняка она обожает его. Иначе ее лицо не светилось бы от любви». – Алиса заметила, как Валино лицо снова сковала маска отчуждения, как только она замолчала.
– Валюша, не могу видеть вас такой огорченной. Поверьте, ничто и никто не стоит наших переживаний, – переодеваясь после приема, сказала Зингер. – Мы с вами женщины и знаем, что ни один мужчина не стоит наших слез.
– Кажется, я не собиралась плакать. – Валя почувствовала, что ей не нравится внимание Алисы. Это раздражало, хотя ничего плохого в ни к чему не обязывающем, вежливом разговоре не было. Вале не нужно было ничье внимание. Она едва нашла в себе силы поделиться душевными переживаниями с Маковецкой, а тут еще один желающий. Нет, ей это не нужно. – Извините, мои проблемы – это только мои проблемы. Я привыкла считать, что каждый решает их сам.
– Тяжело.
– Нелегко, но это мое решение.
– Иногда гораздо проще поделиться с родным и близким человеком. Не переложить на его плечи, а поделиться, рассказать о том, что происходит внутри. Глядишь, и проблемы будто бы и нет. Спадает внутреннее напряжение, и все не выглядит в черном цвете.
– Спасибо. Это один из предлагаемых вариантов, я помню и предыдущий – с совершенно незнакомым или малознакомым человеком. Поверьте, я ценю, действительно ценю ваше внимание, но я сейчас совершенно не настроена говорить о личном. Наверное, это прозвучало грубовато. Но одно дело показать фотографии ребенка и поговорить о его милых шалостях и совсем другое – откровенничать о семейных проблемах. Я бы не позволила себе спрашивать, например, о причинах вашего цветущего вида в последнее время.
– Это так заметно? – воодушевилась Алиса. Ей было приятно слышать, что она стала выглядеть особенно.
– Конечно.
– Я не стану делать из этого тайны. К тому же все очевидно: женщина счастлива. Она влюблена и ей отвечают взаимностью. Для меня, незамужней, не обремененной комплексами, это очень много значит.
– Рада за вас.
– Спасибо, Валюша. Не обижайтесь на меня. Наверное, я сейчас настолько счастлива, что обязательно хочу видеть счастливых людей вокруг.
– Значит, моя кислая физиономия не вписывается в вашу программу. Простите, но у меня совершенно противоположное настроение. Я не узнаю себя, совсем раскисла. Я никогда не была в сложившейся ситуации, поэтому растерялась и никак не приду в норму.
Валя уже оделась и присела на топчан, накрытый белоснежной простыней. Весь день она забывала о себе, погружаясь в жалобы бесконечного потока больных. Высоченная стопа карточек лежала на столе. Завтра Беловой нужно прийти пораньше и отнести ненужные в регистратуру, взять новые. Привычная работа снова отвлечет ее от собственных проблем. Она опустила голову, не было сил пошевелиться. Словно в один миг вся ее энергия подевалась куда-то, вытекла через прореху. Ей было непривычно ощущать такое состояние. Алиса молча наблюдала за ней.
– До завтра, – тихо сказала Валя, не поднимая головы. – Я приду в норму и скоро стану соответствовать вашему представлению счастливой женщины об окружающем мире.
– Обещаете?
– Постараюсь.
– До завтра, Валюша. – Зингер вышла из кабинета и осторожно прикрыла за собой дверь. Со стороны могло показаться, что внутри кто-то спит, и Алиса не хочет разбудить спящего громким стуком.
Алиса шла по коридору, не видя знакомого силуэта Марины. Так хотелось перекинуться парой слов с подругой, тем более что вчерашний вечер требовал некоторых разъяснений. Но Марины нигде не было. Алиса подумала, что та решила прийти позднее или убирает на другом участке, но желания бродить по опустевшей больнице в поисках подруги не возникло. Алиса поправила прядь волос, спадавшую со лба на глаза, и направилась к выходу. В вестибюле было тихо. Только гардеробщик Семен Семенович – совсем седой пожилой мужчина в телогрейке – слушал негромкую музыку из маленького радиоприемника. Поток больных приостановился до завтрашнего дня, и эта нависшая тишина, едва нарушаемая знакомым голосом эстрадной певицы, казалась напряженной, неестественной. Алиса попрощалась с гардеробщиком и не спеша вышла на улицу.
77 
