Особенно,... 
227 
Но рука его находила пустоту, простыни были холодными, и с криком ярости он отбрасывал одеяло, оставлял постель и, накинув халат, сидел часами у потухших углей камина в гостиной. Он начинал читать и читал, пока не возникало перед ним воспоминание: они вдвоем сидят на этом месте, читают, иногда поднимая глаза и обмениваясь взглядами в тишине, настолько глубокой, что кажется, будто они единственные живые во всем мире. Тогда, больной от одиночества, он закрывал свою книжку и смотрел застывшим взглядом в серое пространство холодного камина, угрюмо размышляя и все больше страшась того, что с ним происходит.
Ему все труднее было разделять свою жену и женщину, которая прожила с ним последние три месяца.
Жена, с которой он жил двенадцать лет, умерла, но как было ему горевать о ней, когда он потерял ее только две недели назад?
«О ком ты горюешь? — спрашивал он свое отражение в темном стекле окна гостиной через неделю после возвращения. — О моей покойной жене, которая умерла дважды. Один раз на Средиземноморском побережье, а другой раз в нью-йоркском отеле».
Две разные женщины. Одна ушла от него, другая небрежно заняла ее место, поиграла с их жизнями и сохранила свой секрет гораздо дольше, чем ей следовало бы. Но она сказала, что хочет покончить с обманом.
«Со всеми обманами», — сказала она.
Тогда почему же она этого не сделала?
Гарт стоял у окна, смотрел сквозь свое прозрачное отражение на призрачное мерцанье викторианского уличного освещения. Он не мог рассказать своим детям эту правду. Стояла ли она перед теми же вопросами в нерешительности, собираясь с силами и не находя их в себе, говоря себе, как и он сейчас: «Позже, когда будет подходящий момент»?
Он не знал ответа. Но в одно он теперь поверил твердо. Его жена после двенадцати лет брака хотела не просто короткой поездки на Восток. Да, теперь он в это поверил. Она хотела быть одна, свободной от мужа и семьи, ничем не связанной. И на столько времени, сколько бы ей захотелось. Она не торопилась вернуться. В конце концов, ее заменяла сестра.
Почему она не пришла к нему посмотреть, что могут они еще спасти вместе? Вместо того чтобы подсадить на свое место сестру и начать свой эксперимент, который полностью исключал его из ее жизни?
Потому что он увидел бы в этом еще один пример ее неудовлетворенности: им, его работой и жалованьем, Эванстоном, всей своей жизнью, особенно в сравнении с блестящей звездной лондонской жизнью Сабрины. Он обвинил бы ее в том, что она хочет быть Сабриной.
И был бы прав. Потому что это было именно то, чего она хотела. И, наконец, получила. Готовую жизнь Сабрины: ее дом, богатство, светскую жизнь, статус, друзей… и любовников.
Его горе по ней незаметно переходило в гнев и в то же время обращало его мысли к Сабрине. Это была идея Стефании — поменяться местами. Рассматривала ли Сабрина свой приезд в Эванстон в качестве игры или услуги Стефании? Впервые он задал себе этот вопрос.
В понедельник он вернулся домой из университета одновременно с Пенни и Клиффом, и вместе они увидели на пороге странной формы пакет из Лондона. Он наблюдал, с каким возбуждением развязывали они узлы, рвали клейкую ленту и открывали и отбрасывали слой за слоем оберточную бумагу.
— Ох, папа, — всей грудью вздохнул Клифф, доставая щит. Он изучал его со всех сторон, потом надел на руку и поставил как надо, чтобы защитить тело. — Я повешу его на стене в моей комнате, хорошо?
— Смотри, смотри! — ликовала Пенни, раскладывая вокруг себя пачки цветной бумаги. Ящичек с масляными красками она положила в центре перед собой, рядом с набором японских кисточек и чернильных палочек.
— Мамочка знала, она точно знала, чего я хочу. Я никогда не говорила ей, что хочу чернильные палочки, но она знала. Ох, папочка, посмотри, сколько здесь сортов бумаги, потрогай края этой… О, погляди, а это — тебе.
Гарт дотронулся до конверта. На нем стояло его имя. Пенни сунула его ему в руки, и он медленно его открыл и прочел короткое послание:
«…Пожалуйста, позволь мне сдержать обещание. Это последнее, о чем я тебя прошу».
Слова поплыли у него перед глазами. Он слышал ее голос, видел ее губы, видел свет в ее глазах, когда она смотрела на детей. Она их любила.
Глава 23
Александра прилетела из Рио и пришла на чай, беззастенчиво любопытствуя:
— Я слышала, ты приехала сюда насовсем, ловко обошлась с Николсом и теперь ведешь дело с ним вместе, а также что ты два раза подряд обедала с красивым таинственным мужчиной очень значительного вида.
227 
