Особенно,... 
103 
Кто это сказал? Ах да, Сэм Джонсон. Ричард покачал головой. Нет, пусть бренди остается там, где он стоит, что бы ни говорил добрый старый Сэмюэл Джонсон. В конце концов, он выполнил предписание Джонсона три года назад. Залез в графин и безвылазно сидел в нем почти четыре месяца. Достаточно долго, чтобы вытерпеть череду торжеств, поздравительных речей и церемоний по случаю вручения наград. Бренди тогда ему не помог: он не притупил боли, не развеял воспоминаний.
Почему он должен помогать теперь?
Теперь, когда Морган на пороге его дома и готов потребовать ответов на свои вопросы.
Ричард взял чашку чая, но поставил ее обратно на поднос, когда почувствовал, как трясутся его руки. Он должен держаться, должен забыть, как он любил Моргана Блейкли, и помнить о том, что он должен его защитить, защитить память Джереми. Защитить себя. Защитить себя? Об этом ли он заботился? Он еще раз взглянул на графин.
— Ты ждал меня.
Ричард повернул голову к двери и увидел высокую, широкоплечую фигуру Моргана, почти загородившую свет из окна. Морган не задал вопрос, он констатировал.
— В самом деле, дружище, я ждал тебя долгие часы. Это было очень трудно — покинуть ее постель?
Зачем он спросил об этом? Разве недостаточно того, что он видел любовь в глазах Моргана вчера вечером, когда тот смотрел на Каролину Уилбер? То выражение, которое он мечтал увидеть в глазах Моргана, когда тот смотрел на него, Ричарда.
Морган вошел в комнату и занял кресло напротив Ричарда.
— Я отказался от идеи вызвать тебя на дуэль, Дикон, — сообщил он тихо, обыденным тоном. — Сказать по правде, я чуть ли не обрадовался, когда ты так успешно сорвал мой план вчера вечером. Однако, мой некогда лучший друг, если ты еще раз оскорбишь мою жену, я без всякого сожаления выпорю тебя хлыстом.
Женитьба… Это окончательно. Надежда, которая вопреки всему еще теплилась в его сердце, угасла.
— Я не знал.
— Это звучит ободряюще, — а то мне уже стало казаться, что ты знаешь обо мне все. Упреждая твой вопрос, скажу, что этот брак был идеей моего отца. Тогда мне казалось, что он таким образом хочет сделать из меня мужчину. Однако теперь я пришел к выводу, что он надеялся наказать меня за дурное поведение. Каро — это первый и последний подарок, который я получил от этого человека, который теперь, скорее всего, сожалеет, что настоял на этом браке. А я собираюсь объявить о нем публично, как только расплету паутину, которую так неискусно сплел: я имею в виду замысел выдать ее за леди Каролину. Все это очень странно, не правда ли?
— Твой отец никогда не ценил тебя, Морган. Он был твоей единственной слабостью, так же как мой драгоценный папаша был моей главной слабостью. Ты готов был сделать что угодно, чтобы завоевать любовь отца, а я был готов на все, лишь бы мой забыл о моем существовании. Я еще не поблагодарил тебя за то, что ты заставил моего отца пострадать вчера вечером. Временами я надеялся, что его хватит кондрашка.
Морган вздохнул:
— Да, вчерашний вечер сложился странно. Я добился только того, что подверг опасности Каролину и лишний раз заслужил презрение своего отца.
Ричард встал с кресла и начал ходить перед камином.
— Твой отец осел, Морган, и на нем лежит большая доля вины, чем это может кому-то показаться. Он никогда не знал ни одного из своих сыновей.
Уже в тот самый момент, когда эти слова сорвались с его языка и повисли в воздухе как признание, смысла которого Морган еще не разгадал, Ричард понял, что допустил ошибку. Но было ли это ошибкой? Морган пришел сюда в это утро, чтобы говорить, но, может быть, настало время, когда ему следует послушать, что скажет он, Ричард? Может быть, настало время покончить со всем этим? Ведь он хотел именно этого, не так ли? Может быть, они с Морганом хотят одного и того же? Так почему бы ему этого не сделать? После еще одной бессонной ночи — ночи раздумий и подведения итогов — почему бы ему не попытаться найти нужные слова?
— Морган, — проговорил он, поворачиваясь лицом к человеку, которого любил с пятнадцатилетнего возраста, с того дня, когда они сбежали с уроков, чтобы искупаться в близлежащем пруду. С того проклятого дня, когда Морган, недолго думая, разделся догола и нырнул в воду, потом показался на поверхности, улыбаясь и стряхивая воду со своих черных волос, как спаниель, и крикнул, чтобы Ричард присоединялся к нему.
До этого момента Ричард недоумевал, сомневался, отрицал. До того момента, когда он стоял на берегу, держа перед собой одежду, скрывая несомненное свидетельство влечения, какого он прежде не знал. Не понимал до конца. «О Боже! Почему ты сотворил меня таким? Разве не было бы лучше, если бы я вообще не появлялся на свет?»
103 
