28 
Алевтина нащупала под подушкой телефон – наверняка Антон уже не раз звонил. Интересно, откуда: с работы или осмелился из дома? Собирается ли он поздравлять с праздником жену и как объяснит ей свой уход в этот день? Алевтина до боли прикусила губу. Что он вообще говорил ей о ночах, которые провел в ее постели? Застонав, женщина медленно поднялась, подошла к окну – серое небо, сильный ветер. Еще полчаса назад ярко светило солнце – переменчивая весенняя погода словно отвечала настроению Алевтины. Она равнодушно смотрела на полупустую улицу, свежую зелень газонов и деревьев. А дочка ее родится под Новый год, а может, и в саму новогоднюю ночь. Это будет как напоминание о том, что с ее отцом она познакомилась именно в этот день. Алевтина прижала руку к животу, нежно погладила его. Она была уверена, что носит девочку. Она уже испытывала нежность к ней, к ее зеленым глазам, длинным волосам, заплетенным в тяжелые косы. Портрет еще неродившегося ребенка в один миг возник в воображении Алевтины. Она даже услышала первый крик, с которым ее дочь войдет в этот мир и заявит о своем рождении. Это будет крошечная девочка, которую она научит всему, что умеет сама, которую она обязательно убережет от своих ошибок. Она постарается сделать так, чтобы малышка никогда не чувствовала себя лишней, незащищенной на этом свете, как это было не раз с ее матерью. Она будет такой счастливой! И наблюдая за ее светлым восхождением к вершинам, Алевтина утешится. Наверняка в этом ее судьба – едва вкусив женского счастья, потерять его во имя будущего. Она согласна, пусть, хоть крошки остались ей от него. Многим не выпадает и этого. Какая несправедливость! Кому-то все, а комуто – объедки. Усмехнувшись, Алевтина проговорила:
– Порой и они бывают такими сладкими…
Она так и не стала подключать телефон. Переодевшись в длинную белую сорочку, устроилась в глубоком кресле, поглядывая на широкий диван, служивший ей и Антону ложем любви. Она чувствовала, как комок снова подступает к горлу, и поспешила закрыть глаза. Уже стемнело, Алевтина сжалась в комочек, положив подбородок на колени. Она понимала, что в такой позе не сможет пробыть долго, тем более спать. Но возвращаться на диван не хотела. Она не могла спокойно лечь, разбросав руки и ноги в стороны, как она любила делать всегда.
Резкий звонок в дверь вывел ее из полусонного состояния. Алевтина вскочила и, сделав несколько шагов по холодному полу, остановилась. Звонок повторился. Она боялась сделать еще шаг: в прихожей была одна доска, издававшая невероятно противный скрип, когда на нее наступали. Антон шутил, что она протестует, не желая, чтобы по ней ходили ногами. Алевтина хотела неслышно подойти к двери, чтобы посмотреть в глазок. Но она боялась, что обязательно наступит на эту злосчастную половицу. За дверью послышалась возня, ктото постучал. Алевтина посмотрела на себя в зеркало, поправила платок на плечах, отбросила распущенные волосы назад и решительно пошла к двери. Ей удалось подойти неслышно – на лестничной площадке стоял Гринев. Он наверняка заметил движение света в глазке, потому что сразу нажал звонок и не отпускал его очень долго. Алевтина закрыла уши руками, чтобы не слышать этого пронизывающего ее насквозь звука.
– Открой, Алевтина! Я знаю, что ты дома, – негромко сказал Антон, подойдя вплотную к двери. – Открой, иначе я взломаю дверь!
Он действительно принялся с силой дергать ручку замка, успевая одновременно колотить кулаком в дверь. Алевтина подумала, что соседям наверняка не понравится этот шум. Они так хорошо, уважительно относятся к ней, нельзя же испортить свою репутацию из-за страха посмотреть правде в глаза. Алевтина решительно провернула ключ в замке и открыла дверь.
– Ты зачем шумишь? – спросила она, стараясь смотреть прямо в глаза Гриневу. Она щурилась от яркого света в подъезде, такого яркого в сравнении с темнотой, из которой она вышла. Облизав сухие губы, она сжала их.
– Здравствуй, Алюня, – удивленно сказал Антон, пытаясь понять ее настроение.
– Виделись уже. Что дальше?
– Я не понимаю тебя. Почему ты так разговариваешь со мной? Может, впустишь меня домой?
– Нет, не впущу. Это мой дом, и я хочу, чтобы ты оставил меня в покое. Не приходи больше, не звони, не спрашивай ни о чем. Тогда ты не услышишь того, что я могу наговорить сгоряча. А я не хочу, чтобы в твоей памяти остались эти слова, которые вот-вот сорвутся с моего языка.
– Что ты говоришь?!
28 
