57 
Ненавижу это слово, потому что чаще не удается ему соответствовать. Вот, например, сколько раз я бросала курить? Каждый раз говорила, что теперь уж точно навсегда, но… кажется, у меня в руках то, что называют сигаретой? Навсегда можно только умереть…
Полина достала из пачки очередную сигарету. Сначала поднесла огонь Шахову и только потом закурила сама. Она уже не говорила срывающимся голосом, постепенно успокаиваясь. По крайней мере, так это выглядело внешне. Шахов следил за ее рассказом и за тем, чтобы чашки не пустовали. Он уже согрелся. Вино разлилось по телу приятным теплом, расслабляя. Он надеялся, что Полина чувствует то же самое, но ее бледное измученное лицо говорило об обратном. Дмитрий злился, что она не берет конфеты. Сам он давно не ел столько сладкого, но сегодня у него было оправдание – ему нужно заедать нервы.
– Когда родители развелись, мне было десять. Кстати, я очень обиделась на них – не могли дождаться моего дня рождения, а уже потом разводиться. Они испортили мне мой первый юбилей. Конечно, были подарки, но все было как-то не по-настоящему. Никто не думал обо мне. Они погрязли в своих проблемах, выяснениях отношений, взаимных угрозах. И даже не задавались вопросом, что чувствую я. Ведь я была живая, а они вели себя так, как будто я глухонемослепая. На что они рассчитывали? Неужели им ни разу не было стыдно? Сколько раз спрашиваю себя – столько раз не нахожу ответа. Особенно старалась мама. Она досаждала мне, надсмехалась. И все потому, что я не отказывалась от встреч с отцом.
– Он предал меня! И тебя тоже, между прочим! – кричала мама всякий раз, когда я собиралась к отцу на выходные. – Он живет с другой женщиной, воспитывает ее дочь. Души в ней не чает. Как ты можешь входить в тот дом?!
– Ты можешь мне запретить, – заметила я. Тогда я еще была послушной девочкой. Скажи мне мама, что категорически запрещает ходить к отцу, я бы перестала. Она злилась, но не запрещала.
Я никогда не рассказывала матери, как мне там хорошо, а она никогда ни о чем не спрашивала. Не представляла ее реакцию, если скажу, что папа счастлив. Новая жена заботилась о нем. Когда он смотрел на нее, в его взгляде было столько нежности! Мне нравилось находиться в их доме. Здесь мне были рады, я никому не мешала. Я ела торты, которые папина жена пекла удивительно быстро. Стоило кому-то из нас намекнуть о вкусненьком, как тетя Соня брала это на вооружение. А потом никто не смотрел тебе в рот, как это делала мама. Никто не считал, сколько человек за столом, никто не раскладывал каждому по печенью, только по одному, не больше. Отец – человек щедрый, тетя Соня – тоже. С ними я не боялась взять в рот лишнюю конфетку. Ты представляешь? Когда это конфета могла быть лишней?
Мы слушали музыку, обсуждали наши маленькие проблемы, мои и моей сводной сестры. Кстати, мы с ней быстро подружились. Не знаю почему, но я не ревновала отца к новой семье. Я видела, что он помолодел, посвежел. Он снова улыбался и шутил. Он обрел семью, о которой мечтал, а я с удовольствием отдыхала в этом райском уголке. И, главное, здесь не было истерик матери.
Однажды, в очередной уик-энд я собралась к отцу. На удивление мать не отговаривала меня. Она молча наблюдала, как я складываю мой рюкзачок. Я обязательно брала с собой любимую книгу, вязанье, маленького желтого медвежонка… Постой, я не слишком много болтаю?
– Я слушаю, я очень внимательно тебя слушаю. – Шахов подлил вина в ее почти полную чашку. – Выпей.
– Думаешь, это вино развязало мне язык?
– Да ничего такого я не думаю.
– Правильно.
– Ты остановилась на маленьком медвежонке.
– Я помню… Мы подходим к самой печальной главе повествования. Всегда после большой радости тебя ожидает не меньшее разочарование. Но тогда мне было всего десять лет, и я этого правила не знала. Короче, вечером в воскресенье отец привез меня. Мама соизволила быть вежливой. Помню, отца это удивило.
– До встречи, малышка. – Он поцеловал меня и потрепал по щеке. Потом попрощался с мамой. – Спокойной ночи, Рита.
– И тебе того же, Сережа.
Она поспешно закрыла за ним дверь. Прижалась к ней спиной, закрыла глаза и застыла. Я боялась пошевелиться, а она не двигалась, как статуя. В этом было что-то испугавшее меня. Я позвала ее, а она резко сказала, чтобы я укладывалась спать. Кажется, я говорила, что в то время была послушной девочкой? Я почистила зубы и легла в кровать, уложив рядом своего любимого желтого медвежонка.
57 
