Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
140 
К тому времени, когда «черные списки» отменили, Дороти уже не была прежней — она спилась; я потерял ее след после того, как покинул Америку, но мне представлялось, что она кончила свои дни где–нибудь в доме престарелых — ярко накрашенная, по–прежнему пьет, все еще пишет и все еще проклинает Маккарти и Расти Уилсона, которого уволили с «Эн–би–си» вскоре после закрытия «Шоу Бадди Риклза»: он получил щедрое выходное пособие и доживал старость в безвестности.
Мы со Стиной еще несколько лет провели в Калифорнии, хоть я в итоге ушел из телевизионного бизнеса. Мы там обосновались, но много путешествовали и были счастливы, пока не началась война во Вьетнаме: тогда ожили воспоминания о погибших братьях Стины, и она снова стала одержима политикой. Она ездила по стране, выступая против войны, и погибла во время стычки в Беркли, когда безрассудно выскочила перед армейским грузовиком, пытаясь его остановить. Мне было очень больно, ибо мы счастливо прожили больше двадцати лет, поэтому я собрал вещи и снова покинул Калифорнию с тяжелым сердцем.
На сей раз я решил вернуться в Англию и вести праздную жизнь. В 1970–80–х я жил на южном побережье, неподалеку от Дувра и немало счастливых дней бродил по тамошним улицам, воскрешая в памяти юность, с трудом узнавая места, изменившиеся за прошедшие двести лет. Но я по–прежнему чувствовал себя как дома — эти десятилетия были наполнены приключениями и счастьем, я узнал о внезапном взлете к славе моего племянника Томми и был очень этим удивлен. Но со временем я понял, что должен уехать: мне стало беспокойно, а такое случалось каждые лет двадцать, — и в 1992 году я вернулся в Лондон, хоть и не сразу определился с планами на будущее. Я решил снять небольшую квартиру где–нибудь на Пиккадилли, поскольку не хотел сильно привязываться к городу, если мной снова овладеет тяга к перемене мест; по воле случая снова я оказался в мире телевидения и создал нашу спутниковую телевещательную станцию.
Так я прожил последние семь лет.
Глава 24
ПРОЩАНИЕ С ДОМИНИК
Я подождал, когда Тома выйдет из дома поиграть с друзьями, чтобы поговорить с мистером и миссис Амбертон. Я не горел желанием это делать, но собрался с духом и вошел в кухню. Мы сели вокруг кухонного стола, все трое; их маленький очаг, набитый дровами, шипел и плевался, прямо как мистер Амбертон, и я рассказал им, что случилось с Джеком Холби. Я решил не выдавать им всей правды, стремясь выставить Ната Пеписа в самом жалком свете, а Джека представить настоящим героем. Мистер Амбертон ничего не сказал — он вообще уделял больше внимания своему виски, нежели мне, — супруга же его поминутно охала от ужаса, прижимая руку к губам, пока я рассказывал, как пролилась кровь; в конце она покачала головой, точно мы оскорбили самого господа бога.
— Что с ним станется? — спросила она. — Это ужасно. Поднять руку на Ната Пеписа. Сына сэра Альфреда! — То, что он был сыном видного человека, еще не означало, что он сам был таковым, но для миссис Амбертон это не имело значения; преступление состояло в том, что низший оскорбил высшего. — Я никогда не доверяла Джеку Холби, — добавила, громко фыркнув и скрестив руки на груди.
— Он не виноват, — настаивал я, стараясь говорить спокойно, однако я боялся, что не в силах защитить Джека. — Его довели, миссис Амбертон. Пепис — задира и распутник, вот и все. Он…
— Но я не понимаю, — спросила миссис Амбертон, — почему это Джек защищал Доминик? Он так близко знаком с нею?
— Ну мы же все вместе работаем, — неопределенно сказал я. — И он защищал не столько ее, сколько меня. — Она озадаченно посмотрела на меня, и пришлось объяснить. — Дело в том, — сказал я, немного нервничая, поскольку сейчас нужно было сообщить двум хорошим людям, что я год им лгал, — что Доминик вообще не моя сестра. На самом деле, мы не родственники.
— Ну так а я о чем говорил? — торжествующе заявил мистер Амбертон, с усмешкой хлопнув рукой по столу; жена шикнула на него, и велела меня продолжать.
— Сперва мы так говорили, поскольку боялись, что не найдем работу вместе, если не назовемся братом и сестрой. Встреча с вами была чистой случайностью, а к тому времени мы уже привыкли лгать. Хотя в этом не было нужды — мы лгали всем и не считали, что нужно что–то менять в нашей истории.
— А Тома? — спросила миссис Амбертон. Она старалась сдерживаться, но было ясно, что внутри у нее клокотал гнев. — Как насчет него? Полагаю, ты сейчас скажешь мне, что это просто мальчишка, которого ты подобрал где–то на парижской улице. Я хочу сказать, у вас у всех одинаковый акцент, так что где уж нам, двум дуракам, было понять разницу?
140 
