Особенно,... 
72 
— Ты же чувствуешь, да? — спросил Том, в первый день входя в мою комнату; от возбуждения его густые темные волосы стояли дыбом на голове. — Атмосферу. В воздухе витает запах крови.
— Очаровательно, — пробормотал я. — Один из самых приятных аспектов жизни современного города. Им непременно следует вставить эту фразу в путеводитель. Это сделает ваш отпуск поистине незабываемым.
— О, перестань, дядя Матье, — сказал мой племянник, прыгая по комнате, как щенок, которого только что выпустили из крошечного садика в огромный парк. — Тебя не может не волновать, что ты здесь, к тому же — в такое важное время. Разве у тебя нет никаких чувств к Парижу? Вспомни, как ты здесь рос.
— Мы были бедны, разумеется, но…
— Вы были бедны, поскольку никому не хотелось вас кормить. Все шло богатеям.
— У богатых просто все и так уже было. Так устроен мир.
Он пожал плечами, разочарованный моим нежеланием вступать в дискуссию.
— Какая разница, — сказал он. — Аристократы забирают все, оставляя других ни с чем. Это несправедливо.
Я поднял брови. Революционных наклонностей за Томом я никогда не замечал. На самом деле, я был уверен, что если бы ему дали шанс, он был предпочел прожить жизнь состоятельного, праздного, пьяного аристократа, нежели бедного, вонючего, трезвого крестьянина, несмотря на все свои идеалы. Однако, сейчас, по прошествии лет, я подозреваю, что его убеждения — почему у них это есть, а у нас нет? — были довольно искренни в теории, хоть и вряд ли применимы к нему лично, с комфортом и без возражений живущему на мои деньги.
Вскоре после нашего приезда мы познакомились с Терезой Нант: ее родители владели пансионом, в котором мы жили. Темноволосая девушка лет восемнадцати, единственный ребенок в семье, что явно ее раздражало, поскольку ей приходилось помогать родителям. Я подозревал, что в лучшие времена семейство Нантов нанимало горничных и поваров, ибо в лучшие времена в пансионе могло разместиться до тридцати постояльцев. Сейчас же приезжих в городе по очевидным причинам стало гораздо меньше, и в пансионе жила лишь пожилая французская пара, которая давно здесь обосновалась, да пара заезжих торговцев и мы с Томом. Тереза вечно бродила по дому с хмуростью на лице и отвечала родителям односложным ворчанием. Все приучились не просить того, чего не было на тарелке, когда подавали еду, опасаясь, как бы обед сам по себе загадочным образом не оказался на коленях у постояльца.
Настроение девушки существенно улучшилось, когда она подружилась с моим племянником. Сперва сложно было заметить хоть какие–то признаки того, что она смягчилась, но мало–помалу через пару недель она стала встречать нас за ужином почти с улыбкой. Утром завтрак мне подавался со словами «приятного аппетита», а когда однажды вечером она предложила наполнить нам бокалы вином, это показалось мне настоящим подвигом. Я решил, что она не прочь поддержать беседу.
— А где же мсье Лафайет с супругой? — спросил я о пожилой паре, делившей с нами кров. — Неужели они решили отправиться на вечернюю прогулку?
— О, а вы не знаете? — откликнулась Тереза, поставив бутылку с вином на буфет и проведя по ней пальцем: нет ли пыли? — Они нас покинули. Уехали в провинцию, я полагаю.
— В провинцию? — удивился я: между нами четверыми успела завязаться неловкая дружба, и меня поразило, что они уехали, не попрощавшись. — А надолго? Я полагал, они останутся здесь, пока их не облекут в саваны.
— Они уехали навсегда, мсье Заилль, — ответила она.
— Матье, прошу вас.
— Упаковали багаж сегодня рано утром и сели в почтовую карету на юг. Странно, что вы не слышали, как они уезжали. Мадам так ругалась насчет того, кто должен нести ее чемоданы. Я ей сказала, что за некоторые вещи мне платят, а за другие нет, но она…
— Я ничего не слышал, — оборвал я ее жалобы, и резкость моя заслужила гневного взгляда. Том закашлялся, чтобы сгладить неловкость, и посмотрел на нее.
— По крайней мере, у вас появится больше времени. Не нужно кормить два лишних рта, — сказал он, но Тереза не отводила от меня взгляд еще мгновение, а затем улыбнулась моему племяннику:
— Это не беда, — сказала она, будто он утверждал обратное. — Мне здесь нравится.
Вырвавшийся у меня смешок, который я поспешно придушил в горле, заслужил еще один неодобрительный взгляд — глаза Терезы сузились в щелочки, пока она думала над ответом. Я решил пойти на примирение.
— Почему бы вам не присесть? — сказал я, вставая и выдвигая кресло между нами с Томом. — Выпейте бокал вина. Ваш рабочий день, должно быть, уже закончился.
72 
